-- Ты голоден. Наша беда в том, что нет в нас
ни настоящей глупости, ни истинной разумности. А вечно -- середка на
половине, сидим, как обезьяны, между двумя ветками. От этого устаешь, а
иногда становится грустно. Человек должен знать, где его место.
-- В самом деле?
-- Нет, -- отвечаю я. -- От этого он становится только грузнее и толще.
А что, если бы нам сегодня вечером пойти послушать музыку -- в противовес
походу в "Красную мельницу"? Будут исполнять Моцарта.
-- Сегодня я собираюсь лечь пораньше, -- заявляет Георг, -- вот мой
Моцарт. Иди один. Прими натиск добра в мужественном одиночестве. Добро тоже
таит в себе опасность, оно может причинить больше разрушений, чем
простенькое зло.
-- Да, -- соглашаюсь я. И вспоминаю утреннюю женщину, похожую на
воробья.
x x x
Близится вечер. Я читаю новости о семейных событиях и вырезаю извещения
о смерти. Это всегда возвращает мне веру в человечество, особенно после тех
вечеров, когда нам приходится угощать наших поставщиков и агентов. Если
судить по извещениям о смерти и некрологам, то можно вообразить, что человек
-- абсолютное совершенство, что на свете существуют только благороднейшие
отцы, безупречные мужья, примерные дети, бескорыстные, приносящие себя в
жертву матери, всеми оплакиваемые дедушки и бабушки, дельцы, в сравнении с
которыми даже Франциск Ассизский покажется беспредельным эгоистом,
любвеобильнейшие генералы, человечнейшие адвокаты, почти святые фабриканты
оружия -- словом, если верить некрологам, оказывается, на земле живут целые
стаи ангелов без крыльев, а мы этого и не подозревали. Любовь, которая на
самом деле встречается в жизни очень редко, после чьей-нибудь смерти
начинает сиять со всех сторон и попадается на каждом шагу. Только и слышишь
о первоклассных добродетелях, заботливой верности, глубокой религиозности,
высокой жертвенности; знают и оставшиеся, что им надлежит испытывать: горе
сокрушило их, утрата невозместима, они никогда не забудут умершего! Просто
воодушевляешься, читая такие слова, и следовало бы гордиться, что
принадлежишь к породе существ, способных на столь благородные чувства.
Я вырезаю извещение о смерти булочника Нибура. Он изображается в нем
кротким, заботливым, любящим супругом и отцом. А я сам видел, как фрау Нибур
с распущенными косами мчалась прочь из дому, когда кротчайший господин Нибур
гнался за ней и лупил ее ремнем от брюк; и видел руку его сына Роланда,
которую заботливый папаша сломал, вышвырнув его в приступе бешенства из окна
второго этажа. И когда этого изверга наконец хватил удар и он во время
выпечки утренних булочек и пирожков на дрожжах наконец упал, его смерть
должна бы показаться великим благодеянием для согбенной горем вдовы; но она
вдруг перестает в это верить. Все содеянное Нибуром сгладила смерть. |