Ничто не могло сравниться с тем моментом великолепного озарения, когда механизмы чужого мозга вдруг открывались для него и позволяли постичь искаженную логику чужого сознания, – поистине ничто!
Он вошел в дверь и уселся напротив своего пациента. Том Стори остался неподвижен, только его глаза встретились с глазами Тони. Правой рукой он бережно поддерживал забинтованный обрубок, где еще несколько дней назад была кисть левой руки. Тони наклонил голову и надел на лицо маску сострадания.
– Я Тони Хилл. Сочувствую вашей утрате, – произнес он.
Глаза пациента удивленно расширились.
– Утрате руки или детей? – хмыкнув, хмуро поинтересовался он.
– Ваших сына и дочери, – сказал Тони. – Утрату руки вы, вероятно, воспринимаете как благословение.
Стори промолчал.
– Я знаю, что это такое – синдром чужой руки, – пояснил Тони. – Он был впервые описан еще в тысяча девятьсот восьмом году, тогда же родился и термин. Настоящий подарок для сценаристов, сочинявших фильмы ужасов. В тысяча девятьсот двадцать четвертом году на экраны вышла лента «Руки Орлака», где Конрад Вейдт сыграл пианиста, исполнителя классики, которому руки пересадили от убийцы, после того как он потерял свои собственные при крушении поезда; в сорок шестом – «Зверь с пятью пальцами», опять о пианисте; в восемьдесят седьмом появился фильм «Мертвое зло, два», там герой отрезает бензопилой свою взбесившуюся руку, которая нападает на него. Все это дешевые триллеры, не стоящие внимания. Но вот когда дело касается собственной руки, от этого уже не отмахнешься, правда? Ведь когда вы пытались объяснить, каково это, никто не принимал ваши слова всерьез. Я угадал? Вас не воспринимали всерьез, да, Том?
Стори поерзал в кресле, однако рта не открывал и явно не терял самообладания.
– Терапевт давал вам транквилизаторы. Стресс, вот что он вам сказал, верно?
Стори чуть наклонил голову. Тони ободряюще улыбнулся:
– Лекарства не помогали, так? Они вызывали сонливость и отрешенность. А с такой рукой, как у вас, вы не могли себе позволить крепкий сон. Мало ли что тогда могло произойти. Как это было у вас, Том? Вы просыпались среди ночи от удушья, потому что рука сдавливала вам горло? Или она била тарелки о вашу голову? Не давала класть в рот пищу? – Вопросы Тони звучали почти ласково, а голос был полон сочувствия.
Стори откашлялся и заговорил:
– Она швыряла все, что ей подвернется. Например, мы все сидели за завтраком, я схватил чайник и бросил в жену. Или мы были в саду, и я, как сейчас помню, стал брать камни из горки и кидать в детей. – Он откинулся на спинку кресла, устав от долгой тирады.
– Представляю, как это было страшно. Что же ваша жена?
Стори закрыл глаза:
– Она хотела уйти от меня. Забрать с собой детей и больше не возвращаться.
– А вы любили своих детей. Адская дилемма! Вам нечем было ответить. Жизнь без детей теряла всякий смысл, но жизнь вместе с детьми означала для них постоянную опасность, так как вы не могли остановить свою руку и она вытворяла что хотела. Да, простого ответа тут нет. – Тони сделал паузу, и Стори снова открыл глаза. – Вероятно, вы были в страшном смятении.
– Зачем вы ищете для меня оправдание? Я чудовище, урод! Я убил своих детей, что может быть хуже? Лучше бы я истек кровью! Зачем они спасли меня? Я заслуживаю смерти. – Слова полились из него раскаленной лавой.
– Вы не чудовище, Том, – возразил Тони. – И на мой взгляд, ваши дети не единственные пострадавшие в этой печальной истории. Мы обследуем вас. Возможно, у вас мозговая опухоль. Понимаете, человеческий мозг состоит из двух половинок. Импульсы из одной половины попадают в другую через такой мостик, пласт нервных волокон, он называется corpus callosum – мозолистое тело. |