|
- Жени его скорей, вот и свяжешь, - сказала она, - Да, так и надо. Только - это не всё. В Петре - задору нет, вот горе! Без задора - ни родить, ни убить. Работает будто не свое, всё еще на барина, всё еще крепостной, воли не чувствует, - понимаешь? Про Никиту я не говорю: он - убогий, у него на уме только сады, цветы. Я ждал - Алексей вгрызется в дело... Баймакова успокаивала его: - Рано тревожишь себя. Погоди, завертится колесо бойчее, подомнет всех - обомнутся. Они беседовали до полуночи, сидя бок о бок в теплой тишине комнаты, - в углу ее колебалось мутное облако синеватого света, дрожал робко цветок огня. Жалуясь на недостаток в детях делового задора, Артамонов не забывал и горожан: - Скуподушные люди. - Тебя не любят за то, что ты удачлив, за удачу мы, бабы, любим, а вашему брату чужая удача - бельмо на глаз. Ульяна Баймакова умела утешить и успокоить, а Илья Артамонов только недовольно крякнул, когда она сказала ему: - Я вот одного до смерти боюсь - понести от тебя... - В Москве дела - огнем горят! - продолжал он, вставая, обняв женщину. - Эх, кабы ты мужиком была... - Прощай, родимый, иди! Крепко поцеловав ее, он ушел. ... На масленице Ерданская привезла Алексея из города в розвальнях, оборванного, избитого, без памяти. Ерданская и Никита долго растирали его тело тертым хреном с водкой, он только стонал, не говоря ни слова. Артамонов зверем метался по комнате, засучивая и спуская рукава рубахи, скрипя зубами, а когда Алексей очнулся, он заорал на него, размахивая кулаком: - Кто тебя - говори? Приоткрыв жалобно злой, запухший глаз, задыхаясь, сплевывая кровь, Алексей тоже захрипел: - Добивай... Испуганная Наталья громко заплакала, - свекор топнул на нее, закричал: - Цыц! Вон! Алексей хватал голову руками, точно оторвать ее хотел, и стонал. Потом, раскинув руки, свалился на бок, замер, открыв окровавленный, хрипящий рот; на столе у постели мигала свеча, по обезображенному телу ползали тени, казалось, что Алексей всё более чернеет, пухнет. В ногах у него молча и подавленно стояли братья, отец шагал по комнате и спрашивал кого-то: - Неужто - не выживет, а? Но через восемь суток Алексей встал, влажно покашливая, харкая кровью; он начал часто ходить в баню, парился, пил водку с перцем; в глазах его загорелся темный угрюмый огонь, это сделало их еще более красивыми. Он не хотел сказать, кто избил его, но Ерданская узнала, что бил Степан Барский, двое пожара ных и мордвин, дворник Воропонова. Когда Артамонов спросил Алексея: так ли это? - тот ответил: - Не знаю. - Врешь! - Не видел; они мне сзади кафтан, что ли, на голову накинули. |
