Трудно понять: из-за такой
малости, а такая тяжелая мука...
Почесывая скулу, Тихон Вялов сказал спокойно, как всегда говорил:
- Все человечьи муки из-за малостей.
- Как это? - строго спросил Никита; дворник, зевнув, равнодушно
ответил:
- Да - так как-то...
Из дома позвали ужинать.
Ребенок родился крупный, тяжелый, но через пять месяцев умер от угара,
мать тоже едва не умерла, угорев вместе с ним.
- Ну, что ж! - утешал отец Петра на кладбище. - Родит еще. А у нас
теперь своя могила здесь будет, значит - якорь брошен глубоко. С тобой -
твое, под тобой - твое, на земле - твое и под землей твое, - вот что крепко
ставит человека!
Петр кивнул головою, глядя на жену; неуклюже согнув спину, она
смотрела под ноги себе, на маленький холмик, по которому Никита
сосредоточенно шлепал лопатой. Смахивая пальцами слезы со щек так судорожно
быстро, точно боялась обжечь пальцы о свой распухший, красный нос, она
шептала:
- Господи, господи...
Между крестов, читая надписи, ходил, кружился Алексей; он похудел и
казался старше своих лет. Его немужицкое лицо, обрастая темным волосом,
казалось обожженным и закоптевшим, дерзкие глаза, углубясь под черные
брови, смотрели на всех неприязненно, он говорил глуховатым голосом,
свысока и как бы нарочито невнятно, а когда его переспрашивали, взвизгивал:
- Не понимаешь?
И ругался. В его отношении к братьям явилось что-то нехорошее,
насмешливое. На Наталью он покрикивал, как на работницу, а когда Никита, с
упреком, сказал ему: "Зря обижаешь Наташу!" - он ответил:
- Я человек больной.
- Она смирная.
- Ну и пусть потерпит.
О том, что он больной, Алексей говорил часто и всегда почти с
гордостью, как будто болезнь была достоинством, отличавшим его от людей.
Идя с кладбища рядом с дядей, он сказал ему:
- Надо бы нам свой погост устроить, а то с этими и мертвому лежать
зазорно, -|
Артамонов усмехнулся.
- Устроим. Всё будет у нас: церковь, кладбище, училище заведем,
больницу, - погоди!
Когда шли по мосту через Ватаракшу, на мосту, держась за перила, стоял
нищеподобный человечек, в рыженьком, отрепанном халате, похожий на
пропившегося чиновника. На его дряблом лице, заросшем седой бритой щетиной,
шевелились волосатые губы, открывая осколки черных зубов, мутно светились
мокренькие глазки. Артамонов отвернулся, сплюнул, но заметив, что Алексей
необычно ласково кивнул головою дрянному человечку, спросил:
- Это что?
- Часовщик Орлов. |