|
Когда Артамонов спросил Алексея: так ли это? - тот ответил: - Не знаю. - Врешь! - Не видел; они мне сзади кафтан, что ли, на голову накинули. - Скрываешь ты что-то, - догадывался Арта" монов. Алексей взглянул в лицо его нехорошо пылающими глазами и сказал: - Я - выздоровею. - Ешь больше! - посоветовал Артамонов и проворчал в бороду себе: - За такое дело - красного пе-туха пустить бы, поджарить им лапы-то... Он стал еще более внимателен, грубо ласков с Алексеем и работал напоказ, не скрывая евоей цели: воодушевить детей страстью к труду. - Всё делайте, ничем не брезгуйте! - поучал он и делал много такого, чего мог бы не делать, всюду обнаруживая звериную, зоркую ловкость, - она позволяла ему точно определять, где сопротивление силе упрямее и как легче преодолеть его. Беременность снохи неестественно затянулась, а когда Наталья, промучившись двое суток, на третьи родила девочку, он огорченно сказал: - Ну, это что... - Благодари бога за милость, - строго посоветовала Ульяна, - сегодня день Елены Льняницы. - Ой ли? Он схватил святцы, взглянул и по-детски обрадовался: - Веди к дочери! Положив на грудь снохи серьги с рубинами и пять червонцев, он кричал: - Получи! Хоть и не парня родила, а - хорошо! И спрашивал Петра: - Ну, что, рыба-сом, рад? Я, когда ты родился, рад был! Петр пугливо смотрел в бескровное, измученное, почти незнакомое лицо жены; ее усталые глаза провалились в черные ямы и смотрели оттуда на людей и вещи, как бы вспоминая давно забытое; медленными движениями языка она облизывала искусанные губы. - Что она молчит? - спросил он тещу. - Накричалась, - объяснила Ульяна, выталкивая его из комнаты. Двое суток, день и ночь слушал он вопли жены и сначала жалел ее, боялся, что она умрет, а потом, оглушенный ее криками, отупев от суеты в доме, устал и бояться и жалеть. Он старался только уйти куда-нибудь подальше, куда не достигал бы вой жены, но спрятаться от этого не удавалось, визг звучал где-то внутри головы его, возбуждая необыкновенные мысли. И всюду, куда бы он ни шел, он видел Никиту с топором или железной лопатой в руках, горбун что-то рубил, тесал, рыл ямы, бежал куда-то бесшумным бегом крота, казалось - он бегает по кругу, оттого и встречается везде. - Не разродится, пожалуй, - сказал Петр брату, - горбун, всадив лопату в песок, спросил: - Что повитуха говорит? - Утешает. Обещает. Ты что дрожишь? - Зубы болят. Вечером, в день родов, сидя на крыльце дома с Никитой и Тихоном, он рассказал, задумчиво улыбаясь: - Теща положила мне на руки ребенка-то, а я с радости и веса не почувствовал, чуть к потолку не подбросил дочь. |
