|
- Куда? - необыкновенно яростно закричал отец, толкнув Никиту во двор, и, увидав белую фигуру Алексея на крыше, приказал еще свирепей: - Ты чего там торчишь? Слезь. Тебе, дураку, здоровье беречь надо... Никита прошел в сад, присел там на скамью под окном комнаты отца и вскоре услыхал, как отец, сильно хлопнув дверью, вполголоса, но глухо спросил: - Погубить себя хочешь? А меня срамом покрыть, а? Убью... Визгливо ответил Алексей: - Сам ты меня надоумил. - Молчать! Моли бога, что тот негодяй языка лишен... Никита встал и тихонько, но поспешно ушел в угол сада, в беседку. Утром, за чаем, отец рассказывал: - Поджог; поджигатель оказался пьяница этот, часовщик. Избили его, наверно - помрет. Разорил его Барский, что ли, да и на сына его, Степку, был он сердит. Дело темное. Алексей спокойно пил молоко, а Никита, чувствуя, что у него трясутся руки, сунул их между колен и крепко зажал. Отец, заметив его движение, спросил: - Ты что ежишься? - Нездоровится. - Всем вам нездоровится. А я вот здоров... Сердито оттолкнув недопитый стакан чая, он ушел. Дело Артамоновых быстро обрастало людями; в двух верстах от фабрики, по холмам, покрытым вереском, среди редкого ельника, выстроились маленькие, приземистые хижины, без дворов, без плетней, издали похожие на ульи. Для одиноких и холостых рабочих Артамонов построил над неглубоким оврагом, руслом высохшей реки, имя которой забыто, длинный барак, с крышей на один скат, с тремя трубами на крыше, е маленькими, ради сохранения тепла, окнами; окна придавали бараку сходство с конюшней, и рабочие назвали его - "Жеребячий дворец". Илья Артамонов становился всё более хвастливо криклив, но заносчивости богача не приобретал, с рабочими держался просто, пировал у них на свадьбах, крестил детей, любил по праздникам беседовать со старыми ткачами, они научили его посоветовать крестьянам сеять лен по старопашням и по лесным пожогам, это оказалось очень хорошо. Старые ткачи восхищались податливым хозяином, видя в нем мужика, которому судьба милостиво улыбается, учили молодежь: - Глядите, как дела крутить надо! А Илья Артамонов учил детей: - Мужики, рабочие - разумнее горожан. У городских - плоть хилая, умишко трепаный, городской человек жаден, а - не смел. У него всё выходит мелко, непрочно. Городские ни в чем точной меры не знают, а мужик крепко держит себя в пределах правды, он не мечется туда-сюда. И правда у него простая: бог, например, хлеб, царь. Он - весь простой, мужик, за него и держитесь. Ты, Петр, сухо с рабочими говоришь и всё о деле, это - не годится, надобно уметь и о пустяках поболтать. |
