Ты бы, чудак, сказал ей, может - пожалеет, она
будто добрая.
Горбун, остановился; у него от испуга замерло сердце, окаменели ноги,
он растерянно забормотал:
- Про что сказать, кому?
Вялов, взглянув на него, шагнул дальше, Никита схватил его за рукав
рубахи, тогда Тихон пренебрежительно отвел его руку.
- Ну, зачем притворяешься?
Сбросив с плеча на землю выкопанную в лесу березу, Никита оглянулся,
ему-захотелось ударить Тихона по шершавому лицу, хотелось, чтоб он молчал,
а тот, глядя вдаль, щурясь, говорил спокойно, как обыкновенное:
- А если она и не добра, так притвориться может на твой час. Бабы -
любопытные, всякой хочется другого мужика попробовать, узнать - есть ли что
слаще сахара? Нашему же брату - много ли надо? Раз, два - вот и сыт и
здоров. А ты - сохнешь. Ты - попытайся, скажи, авось она согласится.
Никите послышалось в его словах чувство дружеской жалости; это было
ново, неведомо для него и горьковато щипало в горле, но в то же время
казалось, что Тихон раздевает, обнажает его.
- Ерунду придумал ты, - сказал он.
В городе звонили колокола, призывая к поздней обедне. Тихон встряхнул
деревья на плече своем и пошел, пристукивая по земле железной лопатой,
говоря всё так же спокойно:
- Ты меня не опасайся. Я ведь жалею тебя, ты человек приятный,
любопытный. Вы все, Артамоновы, страх как любопытные... Ты характером и не
похож на горбатого, а ведь горбат.
Испуг Никиты растаял в горячей печали, от нее у него мутилось в
глазах, он спотыкался, как пьяный, хотелось лечь на землю и отдохнуть; он
тихонько попросил:
- Ты молчи об этом.
- Я сказал: как в сундуке заперто.
- Забудь. Ей не проговорись.
- Я с ней не говорю... Зачем с ней говврлть? И вплоть до дома оба шли
молча. Сннме глаза горбуна стали больше, круглее и печальней, он смотрел
мимо людей, за плечи им, он стал еще более молчалив и незаметен. Но Наталья
приметила что-то:
- Ты что грустный ходишь? - спросила она, Никита ответил:
- Дела много, - и быстро отошел прочь. Это обидело женщину, она не
впервые чувствовала, что деверь не так ласков с нею, как прежде. Ей жилось
скучно. За четыре года она родила двух девочек и уже снова ходила
непорожней.
- Что ты всё девок родишь, куда их? - ворчал свекор, когда она родила
вторую, и не подарил ей ничего, а Петру жаловался:
- Мне внучат надо, а не зятьев, разве я для чужих людей дело затеял?
Каждое слово свекра заставляло женщину чувствовать себя виноватой; она
знала, что и муж недоволен ею. Ночами, лежа рядом с ним, она смотрела в
окно на далекие звезды и, поглаживая живот, мысленно просила:
"Господи, - сыночка бы. |