Не один раз Наталья хотела пожаловаться матери на мужа за то, что он
не верит ей и велел горбуну сторожить ее, но всегда что-то мешало Наталье
говорить об этом.
Но всего хуже, когда мать, тоже обеспокоенная тем, что Наталья не
может родить мальчика, расспрашивает ее о ночных делах с мужем,
расспрашивает бесстыдно, неприкрыто, ее влажные глаза, улыбаясь, щурятся,
пониженный голос мурлыкает, любопытство ее тяжело волнует, и Наталья рада
слышать вопрос свекра:
- Сватья, - лошадь запрячь?
- Я бы лучше пешочком прошлась.
- Ладно, я тебя провожу. Муж задумчиво говорит:
- Умный человек теща: ловко она отца держит. При ней он мягче с нами.
Ей бы дом свой продать да к нам перебраться.
"Не надо этого", - хочет сказать Наталья, но - не смеет и еще больше
обижается на мать за то, что та любима и счастлива.
Сидя у окна в сад или в саду с шитьем в руках, она слышит отрывки
беседы Тихона с Никитой, они возятся за ягодником у бани, и, сквозь мягкий
шумок фабрики, просачиваются спокойные слова дворника.
- Скука - от людей; скучатся они в кучу, и начинается скука.
"Как верно!" - думает Наталья, но приятный го-, лос Никиты увещевает:
- Заговариваешься ты. А - хэроввды, игры? Без людей - веселья нет.
"И это верно", - удивляясь, сэглашается женщина.
Она видит, что все вокруг ее говорят уверенно, каждый что-то хорошо
знает, она именно видит, как простые твердые слова, плотно пригнанные одно
к другому, отгораживают каждому человеку кусок какой-то крепкой правды,
люди и отличаются словами друг от друга и украшают себя ими, побрякивая,
играя словами, как золотыми и серебряными цепочками своих часов. У нее нет
таких слов, ей не во что одеть свои думы, и, неуловимые, мутные, как
осенний туман, они только тяготят ее, она тупеет от них, всё чаще думая с
тоской и досадой:
"Глупа я, ничего не знаю, не понимаю..."
- Медведь значит - ведун, ведает, где мед, - бормочет Тихон в кустах
малины.
"Так и есть", - думает Наталья и, вздрогнув, вспоминает, как Алексей
убил ее любимца: до тринадцати месяцев медведь бегал по двору, ручной и
ласковый, как собака, влезал в кухню и, становясь на задние ноги, просил
хлеба, тихонько урча, мигая смешными глазами. Он был весь смешной, добрый и
понимающий доброту. Его все любили, Никита ухаживал за ним, расчесывая
комья густой свалявшейся шерсти, водил его купать в реку, и медведь так
полюбил его, что, когда Никита уходил куда-либо, зверь, подняв морду,
тревожно нюхал воздух, фыркая, бегал по двору, ломился в контору, комнату
своего пестуна, неоднократно выдавливал стекла в окне, выламывал раму.
Наталья любила кормить его пшеничным хлебом с патокой, он сам научился
макать куски хлеба в чашку патоки; радостно рыча, покачиваясь на мохнатых
ногах, совал хлеб в розовую зубастую пасть, обсасывал липкую, сладкую лапу,
его добродушные глазенки счастливо сияли, и он тыкал башквй в колени
Натальи, вызывая ее играть с ним. |