|
- Жалеть надо меня, а не медведя, - ответил он негромко и уже ласковее. Когда она впервые пожаловалась матери на суровость мужа, та, памятно, сказала ей: - Мужик - пчела; мы для мужика - цветы, он.с нас мед собирает, это надо понимать, надо учиться терпеть, милок. Мужики - всем владычат, у них забот больше нашего, они вон строят церкви, фабрики. Ты гляди, что свекор-то на пустом месте настроил... Илья Артамонов всё более бешено торопился развить и укрепить свое дело, он как будто предчувствовал, что срок его - не велик. В мае, незадолго до Николина дня, прибыл для второго корпуса фабрики паровой котел, его привезли на барке, причалившей к песчаному берегу Оки там, где в нее лениво втекала болотная вода зеленой Ватаракши. Предстояла трудная работа: котел надо было тащить сажен полтораста по песчаному грунту. В Николин день Артамонов устроил для рабочих сытный, праздничный обед с водкой, брагой; столы были накрыты на дворе, бабы украсили его ветками елей, берез, пучками первых цветов весны и сами нарядились пестро, как цветы. Хозяин с семьей и немногими гостями сидел за столом среди старых ткачей, солоно шутил с дерзкими на язык шпулы-шца.ми, много пил, искусно подзадоривал людей к веселью и, распахивая рукою поседевшую бороду, кричал возбужденно: - Эх, ребята! Али не живем? Им, его повадкой любовались, он чувствовал это и еще более пьянел от радости быть таким, каков есть. Он сиял и сверкал, как этот весенний солнечный день, как вся земля, нарядно одетая юной зеленью трав и листьев, дымившаяся запахом берез и молодых сосен, поднявших в голубое нёбо свои золотистые свечи, - весна в этом году была ранняя и жаркая, уже расцветала черемуха и сирень. Всё было празднично, всё ликовало; даже люди в этот день тоже как будто расцвели всем лучшим, что было в них. Древний ткач Борис Морозов, маленький, хилый старичок, с восковым личиком, уютно спрятанным в седой, позеленевшей бороде, белый весь и вымытый, как покойник, встал, опираясь о плечо старшего сына, мужика лет шестидесяти, и люто кричал, размахивая костяной, без мяса, рукою; - Глядите, - девяносто лет мне, девяносто с лишком, нате-ко! Солдат, Пугача бил, сам бунтовал в Москве, в чумной год, да-а! Бонапарта бил... - А ласкал кого? - кричал Артамонов в ухо ему, - ткач был глух. - Двух жен, кроме прочих. Гляди: семь парней, две дочери, девятнадцать внучат, пятеро правнуков, - 9ко наткал! Вон они, все у тебя живут, вона - сидят... - Давай еще! - кричал Илья. - Будут. Трех царей да царицу пережил - нате-ко! У скольких хозяев жил, все примерли, а я - жив! Версты полотен наткал. |
