Говорят, цыгане – гостеприимные люди и принимают в свои ряды кого угодно. Был даже фильм такой, «Гаджо», где музыкант в исполнении артиста Бехтерева покидал свою питерскую квартиру трущобу, бросал работу и уходил в табор. Но то – наши цыгане, ромулы. А эти – таджикские, люли. Наши цыгане их вообще за цыган не считают. Вспомнить, как они с Измаиловичем себя повели… Менты к ним точно не сунутся. Во первых, весь табор они задержать не смогут – места ни в одном изоляторе не хватит. Во вторых, те сразу прикинутся, что русского языка не знают. А где у нас найдешь переводчика с люли?
Менты к ним не сунутся. А вот я…
Почему бы и нет! Где страсть актера к переодеванию? Она всегда при мне.
***
– Ты спятил, Соболин, – повторяла Аня, доставая из стенного шкафа в прихожей наши старые дачные шмотки. – Ну какой ты бродяга? Посмотрел бы на свой живот. И на щеки – со спины ж видать!
– Ну уж, не так чтобы со спины, – обескураженно оглядел я себя в зеркале. – И потом, я вовсе не бродяга. Просто я поссорился с женой, жить мне негде. Денег на гостиницу нет. И подумал – почему бы в таборе не перекантоваться?
– Ох, Соболин, – вздохнула жена. – Ну а зачем тебе это надо? Давно приключений не было? Вспомни, как тебя нелегкая понесла в клуб к братьям Карпенко. Чем дело закончилось? Больницей. А ты мне здоровый нужен, Володя…
Мне и Антошке.
– Знаешь, Анют, а вот что касается склонности к авантюризму, то еще неизвестно, кто из нас лидирует! Вспомни, как прошлой зимой ты для нас ночную экскурсию в Рыбацкое организовала… Как мы армян освобождали, Жоре Армавирскому зачем то помогли. Зачем, спрашивается? Он на свободу вышел – и вот, говорят, Гиви Вертухадзе заказал.
– Это не правда, – тихо произнесла Аня и прикрыла глаза.
– Как не правда? Ань, ты опять что то знаешь?
– Нет, – сказала жена после паузы. – Просто мне кажется, что это не он.
– Вот и я говорю, Аня, что это Дед Омар! Знаешь, почему?
Минут пять я развивал перед женой свою теорию о киллерах огнепоклонниках, но она слушала вполуха.
– Нет, Соболин, не пущу, – решительно сказала она.
– Аня! Ну, Аня… – обнял я супругу. – Значит, так, Обнорскому объясни, что я беру три дня за свой счет.
С Шахом я договорился, он меня заменит. Если через три дня я не объявлюсь и не позвоню – ну тогда что ж…
Тогда докладывай обо всем Обнорскому.
– Поужинай как следует, – вздохнула Аня.
Уплетая котлеты, я вновь подумал – как мне все таки повезло с женой. Умная, заботливая, красивая. А самое главное – верная. Господи, хоть бы изменила она мне разок, мне б не так стыдно было за все свои амурные похождения…
Но я быстро отогнал от себя нелепую мысль: верна – и слава Богу.
На мне были старые протертые джинсы, свитер, дождевик. В кармане – сто рублей. И никаких документов.
Аня помахала мне рукой из окна.
Я поднял руку в ответ. В груди защемило.
***
Худой изможденный люли в алом халате играл на губной гармонике, а парень с девушкой отплясывали вокруг костра. Женщины, дети, старики – все они весело хлопали и подпевали. Какой то индийский мотив, что то надоедливое, протяжное, нескончаемое…
Почему то на меня не обратили внимания. Я стоял минут пятнадцать, хлопал в ладоши и выкрикивал танцующим ободряющие возгласы. Наконец мне дали шашлык на бумажной тарелке и пластиковый стакан с красным вином.
Я присел на краешек скамейки. Люли продолжали веселиться.
Появилась гитара. Пышноусый крепыш наяривал зажигательные мелодии. |