– А денежки я приберу, – громко процитировал я Булгакова, открывая секретер. – Нечего им здесь валяться…

Прибирать было нечего. Полка секретера, на которую я три минуты назад положил пять тысяч «мертвых американских президентов» (как выражается мой приятель), была девственно чиста. Я даже провел по ней рукой. И, помнится, стукнул по ней же кулаком. Отчего задняя стенка секретера скрипнула и провалилась в соседнюю комнату. Обои там были веселенькие. В цветочек. Воздуха не хватало, и мне снова захотелось надеть противогаз.

***

Когда я вылетел из подъезда и прыгнул в машину, только дырка в джинсах отличала меня от ковбоя Мальборо. Я знал, что мне предстоит совершить жестокое убийство с массой отягчающих обстоятельств.

Но уже через несколько метров я подумал, что жертвой стану я. И убьет меня лично Обнорский. И ничего ему за это не будет – Анька Лукошкина отмажет.

Я открыл дверь и свесился вниз, убедившись в том, что я знал и без этого – колеса были спущены. Подняв глаз чуть выше, я увидел «Запорожец», на номерном знаке которого издевательски значилось: «68 25 ЛОХ». Еще выше, в окне второго этажа, отдыхали уже три кота и все та же бабуся. Губы ее шевелились, и я даже не стал гадать, что она говорила.

Думаю, что то в этом же духе. Лох, он лох и есть.

***

Я вертел в руках Звезду Героя. Есть у меня такая привычка – что то вертеть в руках. Как то на очередном совещании у Обнорского я извертел целую коробку канцелярских скрепок. Когда я зашел к Обнорскому на следующий день, он предупредительно подвинул мне вчерашнюю коробочку. Сейчас я сидел в кабинете у Повзло, и любимых скрепок не было. Зато были Повзло, Спозаранник, Зудинцев и Соболин. По их лицам было видно, что они еле сдерживаются, чтобы не засмеяться. И, конечно, Соболин не выдержал и прыснул, но я поднял глаза, и Володя сделал вид, что закашлялся.

– Кинули, как пацана неразумного… – раз в восьмидесятый сказал Повзло. – Позор. Ты что, с дуба рухнул?

– Почему «с дуба»? – обиделся я. – Люди с разных деревьев падают. Вот моя свояченица, когда маленькой была…

– Мы тут что, байки слушаем? – перебил Спозаранник.

– Мы тут запах нюхаем… – подмигнул мне Зудинцев.

– Да бросьте вы, как маленькие, ей богу… – сказал Повзло.

Я взорвался:

– Не пахнет уже почти… Ну что вы ржете?!

Бессердечные мерзавцы тут же разгоготались так, что не могли остановиться минут пять. Потом Зудинцев вытер слезы и простонал:

– Да, Леха… Обнорский тебя просто убьет… Ну Ерш, ну, поганец…

– Какой еще Ерш?! – спросил я, чувствуя холодок под сердцем.

Спозаранник, который хоть и не смеялся, но был ничуть не лучше этих козлов, встал и прокашлялся:

– Вы, господин завхоз, настолько погрязли в своих канализационных проблемах, что не знаете любимой истории Обнорского? Ладно, не знаю как вам, а мне работать надо. Как я понимаю, картриджей для принтера мне теперь не видать, поскольку наш благородный завхоз спустил все казенные деньги в фонд борьбы с детской наркоманией… Тоже мне, Сорос!

И он вышел, саданув дверью, А я вскочил.

– Да что за Ерш? Что за история?

– А ты чего, и правда – все казенные деньги профукал? – поинтересовался Зудинцев.