Дверь закрылась, и я попытался погрузиться в документы, но тут же зашел наш ловец малолеток.

– Скрипка, – решительно сказал Каширин, – гони деньги на агентессу – в «Прибалтийской» серьезное дело наклевывается…

Не поднимая головы, чтоб не убить его одним взглядом, я тихо сказал:

– Денег нет. Купи ей мороженое.

– Щас!… Может, мне ее в «Макдоналдсе» гамбургером угостить? Это же такая женщина, Леха…

– Нету!!! – проревел я и схватился за бюст Дзержинского.

– Все, – оскорбился Родик. – Срываешь операцию. Высылаю Обнорскому «молнию».

Я вскочил и, подбежав к двери, попытался ее запереть, но не успел – в кабинет вплыла Железняк, и, конечно же, с самым решительным видом.

– Замок чинишь? – поинтересовалась она. – Меня Глеб прислал сказать, что бумага кончается и картридж…

– Знаю!!! – заорал я так, что задрожали стекла. – Все знаю! И картридж, и мыло, и агенты, и понос, и золотуха – НЕТУ! Нету у меня денег!

Возможно, я был вне себя, но потомка революционного матроса это не тронуло, и она пожала плечами:

– А кому сейчас легко? Короче, он сказал, что Обнорский…

Ее речь прервал мой демонический хохот:

– Меня поставит к стенке! Но не расстреляет!!! – Я выпихнул ее из кабинета. – Потому что денег на патроны у меня нету! И все!

Я вновь стал запирать дверь, но ключ, естественно, заело. И когда раздался стук, я просто залез под стол. По безукоризненным австрийским туфлям, я понял, что пришла Агеева.

– Лешенька? Ау? – сказали австрийские туфли и подошли к столу. По тому, как напряглись их острые носки, я понял, что Марина Борисовна смотрит на меня сверху. Я затравленно посмотрел на нее снизу вверх, а что мне еще оставалось?

– Лешенька, – продолжала она как ни в чем не бывало. – Ты просил досье на некоего Ерша. Вот все, что есть – но крайне мало.

Я облегченно вздохнул и стал вылезать.

– И еще я хотела тебе посоветовать обратиться к Валечке Горностаевой, – добавила Агеева. – Она у нас большой спец по всевозможным кидалам.

Она пошла к дверям, и я подумал, что ради этой последней фразы она и приходила. Марина Борисовна ужасно любит поправлять наши с Горностаевой отношения. Хотя…

– Хотя вряд ли она станет тебе помогать, – донеслось от дверей.

– Почему это?

– Ну насколько я понимаю, ваши отношения в последнее время… То она у тебя курит в неположенном месте, то звонит в не правильное время… Ты же у нас непримиримый.

– Я?! – искренне изумился я. – Да я сама доброта и отзывчивость, если хотите знать!

Агеева тонко усмехнулась.

– Тогда Лешенька, будь добр, выдай мне под отчет рублей триста – мне фотобумага нужна для принтера…

– Убью… – только и смог произнести я.

– Что и требовалось доказать, – хихикнула она, выходя.

***

В квартире у Валентины я был впервые. На кухне – тем более. И ощущения у меня были, прямо скажем, не самые приятные. Впрочем, все было чистенько – никаких там лифчиков и трусиков на веревке под потолком, кормушек для котов и пятен на холодильнике. Меня смущала атмосфера назревающего скандала. Горностаева кормила ребенка. Из кое каких прозвучавших в разговоре фактов я сделал вывод, что девочка была не ее. Насколько я разбираюсь в детях, ей было года четыре, хотя взгляд у нее был мудрый не по годам. Горностаева пихала ей в рот кашу и кричала в коридор:

– Все, кончилась халява! Я почти безработная, так что будь добра, подумай, как ты будешь зарабатывать на пропитание своей дочери!

На минуту в дверях кухни появилась полуголая девица, приложив к груди платье:

– Валюнь, посмотри – не толстит?

– Толстит! – заявила с набитым ртом девочка с таким же, как у девицы, курносым носиком.