– Ну а мумие что – не помет? – парировал «полковник». – Еще и хуже! А с этой птичкиной неожиданности настой как вода получается – никаких проблем!

Он похлопал по сумке и довольно ухмыльнулся.

– Вот еще привез пару кило, теща пристала – «тоже хочу». Ну если и она похудеет, начну этой штукой торговать, раз все так с ума посходили… Так как насчет скидочки?

Зачарованная толстушка часто заморгала.

– Не покажете?… Как хоть выглядит?

– Не вопрос, – великодушно согласился «полковник» и открыл сумку. – Показать – покажу, только продать не проси – теща убьет!

Дальше было почти не интересно.

Я выбрался из мешков и, отряхнувшись, пошел покупать малосольные огурчики.

А перед выходом прошелся мимо мясного ряда. «Полковника», понятное дело, уже и след простыл.

Пышная продавщица уже собрала вокруг себя товарок и гордо демонстрировала им полиэтиленовый пакетик, доверху набитый обыкновенным керамзитом. Продавщицы аккуратно нюхали камешки, вертели их в руках и охали. Одна из соседок по ряду даже попробовала продукт жизнедеятельности «птицы Хубу» на зуб.

– А не дорого, Люсь? Все таки сто долларов!

– Где дорого? – кипятилась Люся. – Это ж птица Хубу – понимать же надо!? С Тибета!

Продавщицы одобрительно цокали языками. И я поехал в Агентство…"

***

Кононов показал мне продукт своего труда перед самым моим уходом.

– Ну как? – волнуясь спросил он, пока я придирчиво вглядывался в газетные страницы.

– Охренительно, – честно сказал я. – Сколько сделал?

– Двадцать штук, как просил. – Он нетерпеливо щелкнул по шее. – Гони гонорар.

Я вытащил из сейфа двухлитровый штоф с самогоном. Глаза его увлажнились, и, видимо, горло перехватило от избытка чувств, поскольку он ушел, не попрощавшись. Я подумал, что это, должно быть, грех – сталкивать человека с верного пути, но уж больно твердо Безумный Макс ступал по неверному… Так я и успокоил свою совесть.

***

Вечером Горностаева повела меня в театр. В самый что ни на есть Государственный академический большой драматический театр, но, слава Богу, не на спектакль, а за кулисы. Нам пришлось преодолеть немало кордонов из самых настоящих милиционеров, прежде чем дойти до гримерного цеха. Я шел и думал, зачем понадобилось менять милых старушек, вечно дремавших на вахте? Может быть, потому что в наше время вместо гениальных режиссеров здесь чаще ходят спонсоры?

У двери с табличкой «Гримерный цех»

Горностаева притормозила и перевела дыхание. Мне она показалась взволнованной, и я поинтересовался:

– Что это с тобой?

– Волнуюсь, – сказала она, покраснев. – Вдруг тут кто то из великих?

Я посмотрел на нее с жалостью, толкнул дверь и отпрянул. Навстречу мне выскочил какой то страшный старик с всклокоченными волосами и жутким оскалом. Я пятился назад, пока не уперся в дрожащую Горностаеву. Старик подошел поближе и заявил жутким шепотом:

– Ходют тут всякие!!! – мороз пробирал по коже от этого голоска, правда, тут же дед заговорил молодым чистым баритоном. – Девушка, сигареткой не угостите?

Я обернулся и понял, что Горностаева дрожит от смеха. Прямо сотрясается и протягивает этому чудовищу пачку «LM».

«Старик» взял сигарету и с церемонным поклоном спросил:

– Чем обязан, молодые люди?

Горностаева затараторила:

– Вы Ян Шапник? Здравствуйте. Нас Володя Соболин знакомил, если помните, на премьере «Антигоны».