– Слазь! – повторил Франсиско.

– Боб, если этот хмырь не ляжет через пять секунд, отстрели ему гребаную башку на хрен. Раз… два… три… четыре…

Франсиско мгновение помедлил и лег.

«Ты правильно поступил, парень. С дробовиком спорить бесполезно. Горжусь тобой, дружок», – подумала я.

– Слушай, ты что затеял? Нам пора. Ехать надо. У пограничников – беспилотники и вертолеты. Мы и так долго возимся, – говорил Боб, взывая к рассудку своего напарника. Но было поздно. Рэй уже не мог остановиться.

Глаза у него сузились, он что‑то процедил сквозь зубы, слов я не разобрала.

Острие ножа от подбородка сместилось вниз по шее и остановилось над ключицей. Над сонной артерией его давление слегка уменьшилось.

– По‑английски понимаешь? – спросил он шепотом.

Я кивнула.

– Жить хочешь?

Я снова кивнула.

– Тогда не дури.

Держа нож у горла правой рукой, он левой сильно потянул за ворот моей рубашки. Посыпались пуговицы.

– Всем остальным отвернуться, мордой в грязь, зрители мне не нужны. К тебе, Боб, тоже относится. Думаю, с дамочкой я сам справлюсь. Она, кажется, готова доставить удовольствие.

Все один за другим отвернулись. Все, кроме Франсиско. Глаза у него сверкали. Парень, кажется, собрался налететь на заряд картечи. Он сжал кулаки и явно лежать больше не собирался.

Я ничего не могла поделать. Попала в западню. Мне почти ничего не было видно. Тело не слушалось от страха, который душил меня как одеяло. Стоял в горле.

Рот Рэя. Пустыня. Западня.

Надо было как‑то из нее выбираться.

Я встретилась глазами с Франсиско и едва заметно покачала головой.

Ничего. Все будет нормально.

Никакого впечатления.

Господи!

Ничего, Франсиско, мальчик. Лежи, не дергайся. Это ничего.

Глаза у него сузились, остекленели, он вот‑вот бросится на Рэя. Только не это! Боб же выстрелит!

Я смотрела на Франсиско, умоляя взглядом, чтобы он лег. Наконец, разъяренный, он отвернулся и заставил себя опустить лицо в песок.

– Тебе самой захотелось, верно, крошка? – прошептал Рэй.

Нож был у горла.

Я признавала его власть. Чувствовала ее. Смирилась с ней.

Ладно, пусть нож некоторое время поколет мне кожу, но я от него избавлюсь.

– Как тебя зовут? – спросил Рэй.

Я попробовала вспомнить, не называла ли кому‑либо из попутчиков свое имя. Нет, не называла. Соблюдала осторожность.

– Мария, – выдавила я.

Так у нас в начальной школе звали чуть не половину девочек. Имя как имя, не хуже и не лучше других.

– Ладно, Мария, похоже, у нас тут сладкая парочка, ну‑ка посмотрим соски, – сказал Рэй.

– У нас времени на это нет ни хрена, слышь, – недовольно бубнил Боб, нервно оглядывая горизонт. Дробовик при этом смотрел в землю.

– Да тут минутное дело. Так, Мария, посмотрим, посмотрим, – повторил Рэй.

Двух пуговиц у меня на рубашке уже не было.

– Я сама, – сказала я по‑английски.

Осторожно вытащила руки у него из‑под колен. Рэй не мешал. Расстегнула третью пуговицу и четвертую. Улыбнулась и слегка оттолкнула его от себя. Он сначала как будто уперся, но потом сам чуть подался назад, по‑прежнему сидя верхом у меня на бедрах и держа нож у горла.

Нож.

Зазубренное холодное оружие, предназначенное для использования на охоте, длиной десять сантиметров. Любовно наточенное. Таким можно освежевать медведя.

Рэй держал его некрепко, лицо было открыто для моего удара. Вероятно, нож можно было бы выбить, ударив по запястью. Но опять‑таки: мужчина он был крупный, сильный и осторожный.