Журналист кряхтит, но держится достойно. А Ян гибкий. И сильный. Я прикрываю глаза, чтобы не пялиться на напрягшиеся мышцы спины, на ямочки, проступившие там, где смыкаются большая и средняя ягодичные мышцы. Эмилия чувствует мой интерес куда сильнее меня, мой тестостерон наверняка уже клубится в ее крови, перетекая из тела в тело. Сестра охлаждает меня, загораясь сама.

— А теперь постой так минут пять, для начала! — командует Эми. Обычно после такого все имевшие смелость спросить, каким спортом могут заниматься сиамцы, падают на пол в имитации бессильного извинения.

— Хорошо… — через зубы выдыхает Ян. И стоит, используя пакеты как балансир.

Он действительно в отличной форме. Мне не следует смотреть на его форму слишком долго, распаляя Эмилию. Поэтому я отворачиваюсь к стойке и подмигиваю баристе. Тот показывает мне большой палец, в глазах его — безмолвное одобрение. Как будто это не журналист, а я выполняю сейчас простенькое упражнение с мизерным грузом. Конечно, одобрение относится не ко мне. А если ко мне, то в том самом смысле, о котором я ничего не хочу знать.

— Десять, девять, восемь, семь. — Эми начинает обратный отсчет. У Яна сбоит дыхание и подгибаются ноги. Может, на голодный желудок он выносливей, но после трех чашек кофе и здешней свинины на ребрышках показывать себя в аэробике не стоит и атлету. Глупый, глупый гордец. — Шесть, пять, четыре, три, два, один! Падай, Ян.

Я подхватываю журналиста — как бы действительно не упал! — и на несколько секунд оказываюсь с ним лицом к лицу. Правая рука Эмилии осторожно вытаскивает из сведенных пальцев кофейную гирю. Я мог бы сделать то же своей левой рукой, но не отрываю ее от мужской спины, горячей и твердой под рубашкой, и смотрю Яну прямо в глаза. В окошке скайпа их цвет было не разобрать. Оказывается, они зеленые.

Когда я отпускаю Яна, парень дышит почти ровно и внимательно смотрит куда-то между нами. Кажется, разглядывает сестрицыну шею. Ну что ж, вот все и кончилось, не начавшись.

Эмилия

Пока мы едем домой, я думаю обо всех способах, которыми люди выражают свои чувства. Овладеть ими легче легкого, но стоит ли? Условные и примитивные излияния на любые случаи жизни. Покупные и краденые слова, которыми вразнос торгует душка Ян.

Мы с братом не любим журналистов, хоть и с разным оттенком нелюбви. Эмиль не любит «пернатых» за то, что им не втолковать и самых простых вещей, тех самых, с которыми мы живем с рождения. Можно беседовать с тем же Яном неделями, выболтать даже больше, чем при личной встрече, однако стоит ему включить диктофон, и ай-кью у чувака падает пунктов на пятьдесят. Точно диктофон не машинка, пишущая звук, а мозговой слизень, работающий на удаленке. Диктофон превращает ум Яна в мозаику, выложенную из маленьких глупых шаблонов.

И как ему удалось разогреть братца? Еще до встречи, прямо по скайпу. Эмиль может казаться дальше облака ходячего, холоднее айсберга плавучего, но я чую его заинтересованность. Ощущение, похожее на пассивное курение или на прогулку по городским улицам, где диоксин выступает на стенах: ты оказался в не в том месте и теперь расхлебываешь последствия. Вот и сейчас печаль Эмиля расплывается по моим нейронам, будто нефтяное пятно по реке.

— Даже этот засранец считает нас развратниками, — смеюсь я. — Небось, когда все начиналось, он считал главным развратником здесь — себя.

Больше всего бесят не мысли Яна, которые он никогда не решится озвучить.