.. А Ирина?.. И она побледнела и скрылась тоже, и только смутно чуялось Литвинову что—то опасное под туманом,
постепенно окутавшим ее образ.
О Татьяне изредка доходили вести; он знал, что она вместе с своею теткой поселилась в своем именьице, верстах в двухстах от него, живет
тихо, мало выезжает и почти не принимает гостей,— а впрочем, покойна и здорова. Вот однажды в прекрасный майский день сидел он
у себя в кабинете и безучастно перелистывал последний нумер петербургского журнала; слуга вошел к нему и доложил о приезде
старика—дяди.
Дядя этот доводился двоюродным братом Капитолине Марковне и недавно посетил ее. Он купил имение по соседству Литвинова
и пробирался туда. Целые сутки погостил он у своего племянника и много рассказывал о житье—бытье Татьяны. На другой день после его
отъезда Литвинов отправил к ней письмо, первое после их разлуки. Он просил позволения возобновить хотя письменное знакомство и также
желал знать, навсегда ли он должен покинуть мысль когда—нибудь с ней увидеться? Не без волнения ожидал он ответа... ответ пришел, наконец.
Татьяна дружелюбно откликнулась на его запрос. “Если вам вздумается нас посетить, — так кончала она,— милости просим, приезжайте: говорят, даже
больным легче вместе, чем порознь“.
Капитолина Марковна присоединяла свой поклон. Как дитя, обрадовался Литвинов; уже давно и ни от чего так весело не билось его
сердце. И легко ему стало вдруг, и светло... Так точно, когда солнце встает и разгоняет темноту ночи, легкий ветерок бежит вместе
с солнечными лучами по лицу воскреснувшей земли. Весь этот день Литвинов все посмеивался, даже когда обходил свое хозяйство и отдавал
приказания. Он тотчас стал снаряжаться в дорогу, а две недели спустя он уже ехал к Татьяне.
ХХVIII
Ехал он довольно медленно, проселками, без особенных приключений: раз только шина лопнула на заднем колесе; кузнец ее сваривал—
сваривал, обругал и ее и себя, да так и бросил; к счастью, оказалось, что и с лопнувшею шиной можно у нас прекрасно
путешествовать, особенно по „мякенькому“, то есть по грязи. Зато с Литвиновым произошли две—три довольно любопытные встречи. На
одной станции он застал мировой съезд и в челе его Пищалкина, который произвел на него впечатление Солона или Соломона: такою
возвышенною мудростью дышали его речи, с таким безграничным уважением относились к нему и помещики и крестьяне. |