представил этот трудный переход через остров, вспомнил, как мы

преодолевали густые заросли, стремительные реки, скалистые горы. Сэнди-Ски

передал все скрупулезно точно. И в то же время в его рассказе чего-то не

хватало, чего-то конкретного, живого, трепещущего...

  На минуту мной снова овладела тревога, снова зашевелились подозрения,

сдобренные изрядной порцией страха, отвратительного, липкого страха.

  Надо посоветоваться с Лари-Ла. Ведь мнительность - один из признаков

расстройства нервной системы...

  Я был настолько погружен в невеселые мысли, что не услышал, как сзади

подошел Али-Ан.

  - Извините, капитан,- Али-Ан коснулся моего плеча.

  Я обернулся и внимательно посмотрел на него. Только сейчас я заметил, как

постарел Али-Ан. На лбу и около глаз появилось множество морщинок. А ведь

в начале полета это был почти юноша.

  - В чем дело, Али? Вы хотите сесть в кресло? Ваша очередь дежурить?

  - Да. И, кроме того, капитан, вам необходимо побывать в рубке внешней

связи. Оттуда иногда доносятся едва слышные, но крепкие выражения.

Сэнди-Ски чем-то, мягко говоря, недоволен.

  И на бледных губах Али-Ана вспыхнула обычная улыбка, острая, как клинок, с

оттенком тонкой и чуть надменной иронии.

  Я зашел в рубку внешней связи и застал Сэнди-Ски в сильном гневе. Он

отчаянно и виртуозно ругался. Я рассмеялся, все мои недостойные подозрения

мгновенно исчезли. Ведь это же Сэнди-Ски! Мой необузданный друг Сэнди-Ски!

В полной мере я мог оценить всю живописность его метафор.

  - Что случилось, Сэнди?

  Сэнди-Ски, успокоившись, проворчал:

  - С экраном творится что-то неладное. Видимо, торможение все же отразилось

на его дьявольски нежных блоках.

  - Но вчера же он работал.

  - Работал на пределе. А сейчас посмотри, какая чертовщина!

  Изображение планет на экране двоилось, троилось, было расплывчатым и

туманным. Наконец, экран совсем погас.

  Пришлось позвать бортинженера. Рогус долго просвечивал каждый блок. Потом,

виновато взглянув на нас, сказал:

  - Повреждения серьезные. И не в одном, а в нес кольких блоках. Ремонт

займет два-три дня.

  Сэнди-Ски еще раз выругался и, махнув рукой, ушел в рубку управления, к

экрану локатора. Но этот экран невелик, да и работает на ином принципе. На

нем видны лишь очертания планет.

  Почти весь день Сэнди-Ски ходил, насупив брови, молчал. И только вечером

он оживился. Дело в том, что Сэнди-Ски, как и я, до самозабвения любил

поэзию. И сегодня вечером в кают-компании мы были очевидцами рождения

гениального поэта.

  А случилось это так. Али-Ан сделал свой короткий и четкий доклад. Лари-Ла

лениво пошевелился в кресле и уже открыл было рот, чтобы рассказать

очередную смешную историю или анекдот. Он считает, что смех полезен для

членов экипажа, особенно перед сном. Но ему помешал штурман. Тари-Тау

встал и смущенно попросил разрешения прочитать свои стихи из космического

цикла. Он хотел узнать наше мнение.

  - Конечно, читай! - воскликнул Сэнди-Ски, с любопытством глядя на

Тари-Тау.- Читай! Мы слушаем.

  Лари-Ла снисходительно согласился послушать, как он выразился,

"убаюкивающие" стихи. Чтение таких стихов перед сном он тоже находил

полезным делом.

  Мы давно знали, что Тари-Тау, этот не очень общительный, углубленный в

себя юноша, пишет стихи. Но никто из нас их ни разу не слышал.

  Штурман вышел на середину кают-компании и сначала робко, а потом все более

уверенно стал читать стихи.