Одинокие свечи горели в
поставцах.
-- Эй, кто тут живой? Отзовись...
В белой рубахе до пят явился старец с распятием на шее. До
пояса свисала борода, а один глаз закрывала неопрятная тряпица.
Орловы даже испугались:
-- Гришка, что ли? Неужели ты?
-- Я, -- отвечал Потемкин.
Алехан сорвал с его лба повязку:
-- Э-е, брат, да ты и впрямь окривел...
Куртизаны потоптались, не зная что сказать.
-- А мы не одни: матушка-государыня в санках осталась, ждет.
О тебе спрашивала. Не хочешь ли повидать ее?
-- Уезжайте все, -- внятно отвечал Потемкин.
Братья ушли. Екатерина спросила их:
-- А где же мой камер-юнкер?
-- Не вытащить! Глаза у него, правда, нет...
Они снова запрыгнули на запятки. Екатерина выбралась из
саней. Орловы, переглянувшись, разом ощутили, что в ней копится
небывалое напряжение-нервов, чувств, мыслей, смятения... Сделав
шаг в сторону дома Потемкина, остановилась. Посмотрела наверх
-- на звезды. И, глубоко вздохнув, вернулась к своим.
-- Трогай, -- сказала, упрятав нос в муфту.
Кавалергардские кони печатали лед копытами. Латы сверкали
при лунном свете. Деревья, осыпанные инеем, были прекрасны в
эту ночь, как драгоценные кубки... Екатерина до самого Зимнего
дворца не проронила ни единого слова.
ЗАНАВЕС
Над Архангельском слышался суховатый треск -- в небе
разыгралось полярное сияние. Прошка Курносов, топором за день
намахавшись, вечерами постигал науку конторскую -- чертежи
делал, бухгалтерией занимался исправно. Он любил такие уютные
часы, любил слушать дядю Хрисанфа:
-- А вот еще Иосиф Флавий писал о кораблях, бравших на борт
по тыще воинов с грузом -- где нонеча суда такие? Калигула
плавал на дворцах-кораблях с бассейнами для купания и
водопроводом, какого не то что в Соломбале, но даже в
Питерсбурхе еще не устроили... Да-а, многие тайны нашего дела
утеряны!
В один из вечеров дядя чаю ему налил:
-- Разрешаю и сахарком угоститься... Слышь ты! Скоро
шестнадцать тебе. Годы таковы, что пора о чине думать. В нашем
осударстве человек без чина -- место свято, но пусто. Даже
дворян бесчинных "недорослями" прозывают. Выходи-ка ты на свою
дорогу, стезю осваивай: в Питерсбурх надо ехать! Я тебе два
письма дам. Первое к земляку нашему Катасонову, он уже в ранге
маеорском служит. А коли нужда особая явится, спроси, где дом
статского советника Ломоносова... В ноги!
Прошка, чай оставив, брякнулся на колени.
-- Пойдешь за обозом с трескою. Валенки кожею подстегни. Три
рубля -- на тебе. В тулупчике не замерзнешь. Да готовальню не
забудь...
Громадные мерзлые рыбины, раскрыв рты и выпучив глаза,
поехали в парадиз империи, дабы исчезнуть в кастрюльках и на
сковородках с кипящим маслом. Грея у сердца готовальню, шагал
Прошка за санями. Древний Онежский тракт уводил в чащобы, редко
где продымит деревенька, из скитов набегали дремучие отшельники
-- ловко и опытно воровали с возов рыбу. |