Древний Онежский тракт уводил в чащобы, редко
где продымит деревенька, из скитов набегали дремучие отшельники
-- ловко и опытно воровали с возов рыбу. Лишь за Каргополем
тракт оживился; попался едущий барин, спешивший в родовое
поместье (начиналась подневольная крепостная Россия, какой
Прошка не знал в свободном Поморье). Ближе к весне приехали в
Петербург; обоз с рыбою растекся по рынкам столичным. Прошка
отыскал Катасонова; корабельщик был в черном английском
сюртуке, голову его утеплял короткий парик мастерового.
-- Не до тебя мне сейчас, -- сказал он парню. -- Если
хочешь, так пошли вместе хоронить славу нашу.
-- А кто помер-то?
-- Ломоносов...
Прошку затолкали в громадной толпе, двигавшейся к Невской
лавре. Кого здесь только не было! В ряд с сенаторами шли
студенты академические, именитое купечество и нищие, врачи и
архитекторы, скульпторы и актеры, адъюнкты и архиереи, --
казалось, толпа эта вобрала в себя все сословия, все таланты,
все бездарности, все самое светлое и все самое темное.
Шли за гробом Ломоносова лучшие друзья его.
Притихли, несчастные!
Шли за гробом Ломоносова злостные враги его.
Рыдали, счастливые!
Прошка на всю жизнь запомнил: когда стали зарывать могилу,
кто-то вдруг начал метать в нее горсти цветного бисера...
Катасонов как вернулись с кладбища, так и запил горькую. Прошка
не волновался: коли пьет, так надо. На третий день,
проспавшись, майор сказал:
-- Сбирайся. Явлю начальству нашему... Ты к сроку приехал,
парень: ныне корабли строят поспешно.
На саночках в одну лошадку добрались до Адмиралтейства,
которым управлял генерал-майор флота Голенищев-КутузовСредний.
-- А почему он средний-то? -- спросил Прошка.
-- Чтобы не путать: три брата, все Иваны, все в одном чине,
и все на флоте служат... Подтяни сопли, не шмыгай носом!
Удивительно, что большой начальник принял мальчишку сразу,
выведал знание терминологии, потом (как бы для дела), спросил:
какое дерево кладется в кницах между бортом и палубами?
-- Свиль, -- сказал Прошка, дивясь простоте вопроса.
-- Свиль так свиль, -- согласился генерал-майор. -- Годок
потрудись топором у нас, потом я тебя, может быть, и на верфи
Глазго отправлю ради опыта нужного. Из каких людей происходишь
ты?
-- Сын крестьянский, из людей поморских.
-- Нелегко тебе будет, сын крестьянский, наверх карабкаться.
Круты наши трапы корабельные, ох круты как... Что ж, напрасно
обижать не станем. Будешь хорош-и мы к тебе хороши будем...
Прошка был записан в первый чин "обученного тиммермана" (так
звались плотники флотские, могущие чертежи читать, с
рейсфедером работать, набор корабельный знающие). Вечерами в
работницких мазанках полыхали печурки, в котлах бурлилась каша
со шкварками, от онучей и валенок отсыревших тяжко парило. |