Фома приподнял плечи, шагнул к нему... И вдруг в голове его вспыхнула
одна мысль. Он злорадно усмехнулся и тихо спросил Степана:
-- В трех местах звено счалено?
-- В трех, как же!
-- Руби связи...
-- А они?..
-- Молчи! Руби...
-- Да ведь...
-- Руби! Тише, -- чтобы не заметили!
Мужик взял в руки топор, не торопясь подошел к месту, где звено плотно
было связано с другим звеном, и, несколько раз стукнув топором, воротился к
Фоме.
-- Я, ваше степенство, не в ответе, -- сказал он.
-- Не бойся...
-- Поехали!.. -- прошептал мужик со страхом и торопливо перекрестился.
А Фома, тихонько посмеиваясь, испытывал жуткое чувство, остро и жгуче
щекотавшее ему сердце какой-то странной, приятной и сладкой боязнью.
Люди на плоту все еще расхаживали, двигаясь медленно, сталкиваясь друг
с другом, помогая одеваться дамам, смеясь и разговаривая, а плот тихонько,
нерешительно повертывался на воде.
-- Ежели их на караван снесет, -- шептал мужик, -- на пыжи ткнутся --
разобьет в дрызг...
-- Молчи... Лодку подашь, догонишь...
-- Вот!.. Все-таки люди.
Довольный, усмехаясь, мужик прыжками бросился по плотам к берегу. Фома
стоял над водой, и ему страстно хотелось крикнуть что-нибудь, но он
удерживался, желая, чтобы плот отплыл подальше и эти пьяные люди не могли
перепрыгнуть с него на причаленные звенья. Он ощущал приятное, ласкавшее его
чувство, видя, как плот тихо колеблется на воде и уходит от него с каждой
секундой все дальше. Вместе с людьми на плоту из груди его как бы уплывало
все тяжелое и темное, чем он наполнил ее за это время. Он вдыхал свежий
воздух и вместе с ним что-то здоровое, отрезвляющее его голову. На самом
краю уплывавшего плота стояла спиной к Фоме Саша; он смотрел на ее красивую
фигуру и невольно вспоминал о Медынской. Та была меньше ростом...
Воспоминание о ней укололо его, и он громким насмешливым голосом крикнул:
-- Эй вы! Прощайте...
Темные фигуры людей вдруг и все сразу двинулись к нему и сбились в кучу
на средине плота. Но уже между ними и Фомой холодно блестела полоса воды
шириною почти в сажень. Несколько секунд длилось молчание...
И вдруг на Фому полетел целый ураган звуков визгливых, полных животного
страха, противно жалобных, а выше всех и всех противней резал ухо тонкий,
дребезжащий крик Званцева:
-- Спа-асите...
Кто-то -- должно быть солидный господин с бакенбардами -- ревел басом:
-- Топят... топят людей...
-- Разве вы люди?! -- зло крикнул Фома, раздраженный криками, которые
точно кусали его.
Люди в безумии страха метались по плоту; он колебался под их ногами и
от этого плыл быстрее. Было слышно, как вода плещет на него и хлюпает под
ним. |