Изменить размер шрифта - +
..  Это  уж  без  совести!  Ишь  ты, какой мастер  соки-то  из  людей
выжимать.
     Мальчик слушал  эту  воркотню  и знал, что дело касается  его  отца. Он
видел, что хотя Ефим  ворчит,  но на носилках  у него  дров  больше,  чем  у
других,  и  ходит он быстрее. Никто из матросов не  откликался  на  воркотню
Ефима, и  даже тот,  который работал  в паре  с ним,  молчал, иногда  только
протестуя против усердия, с каким Ефим накладывал дрова на носилки.
     -- Будет! -- хмуро говорил он. -- Чай, не на лошадь грузишь.
     -- А ты, знай, молчи!  Впрягли тебя, ну и вези, не  брыкайся... И ежели
кровь из тебя будут сосать -- тоже молчи, -- что ты можешь сказать?
     Вдруг  откуда-то явился Игнат, подошел  к матросу и, став против  него,
сурово спросил:
     -- Про что говоришь?
     --  Говорю,  стало быть, как умею...  --  запинаясь,  ответил Ефим.  --
Уговора, мол, не было... чтобы молчать мне...
     -- А кто это кровь сосать будет? -- поглаживая бороду, спросил Игнат.
     Матрос, поняв, что попался  и увернуться некуда, бросил из рук  полено,
вытер ладони о штаны и, глядя прямо в лицо Игната, смело сказал:
     -- А разве не правда моя? Не сосешь ты...
     -- Я?
     -- Ты.
     Фома  видел,  как отец взмахнул рукой,  --  раздался  какой-то лязг,  и
матрос  тяжело упал  на дрова. Он  тотчас же  поднялся  и вновь  стал  молча
работать... На белую кору березовых дров капала кровь из его разбитого лица,
он вытирал ее рукавом рубахи, смотрел на рукав и, вздыхая,  молчал.  А когда
он шел  с носилками мимо Фомы, на лице его, у переносья, дрожали две большие
мутные слезы, и мальчик видел их...
     Обедая  с  отцом, он был  задумчив и посматривал на Игната с боязнью  в
глазах.
     -- Ты что хмуришься? -- ласково спросил его отец.
     -- Так...
     -- Нездоровится, может?
     -- Нету...
     -- То-то... Ты, коли что, скажи...
     -- Сильный ты!.. -- вдруг задумчиво проговорил мальчик.
     -- Я-то? Ничего... Бог не обидел и силой.
     --  Ка-ак  ты его давеча треснул! -- тихо  воскликнул мальчик,  опуская
голову.
     Игнат  нес  ко  рту  кусок хлеба  с  икрой,  но рука его  остановилась,
удержанная восклицанием сына; он вопросительно взглянул  на  его  склоненную
голову и спросил:
     -- Это -- Ефимку, что ли?
     -- Да... до крови!..  Как шел  он  потом,  так плакал... --  вполголоса
рассказывал мальчик.
     -- Мм... -- промычал Игнат, пережевывая кусок. -- Жалеешь ты его?
     -- Жалко! -- со слезами в голосе сказал Фома.
     -- Н-да... Вишь ты что!.. -- сказал Игнат.
     Потом,  помолчав,   он  налил  рюмку   водки,  выпил  ее   и  заговорил
внушительно:
     --  Жалеть  его  --  не  за  что.
Быстрый переход