-- Очень приятно... Сочувствую вашему
горю, молодой человек! -- пожимая руку Фомы, сказал он и помолчал; потом
уверенно добавил: -- Потерять отца... это очень тяжелое несчастие!
И, подождав секунды две ответа от Фомы, отвернулся от него,
одобрительно говоря Маякину:
-- Я в восторге от вашей речи вчера в думе! Прекрасно, умно, Яков
Тарасович... они не понимают истинных нужд населения...
-- И потом, ваше превосходительство, капиталишко маленький -- значит,
город свою деньгу должен добавлять...
-- Совершенно верно! Совершенно верно!
-- Трезвость, я говорю, это хорошо! Это дай бог всякому. Я сам не
пью... но зачем эти читальни, ежели он, -- народ-то этот, -- читать даже и
не умеет?
Губернатор одобрительно мычал.
-- А вот, говорю, вы денежки на техническое приспособьте... Ежели его в
малых размерах завести-то, -- денег одних этих хватит, а в случае можно еще
в Петербурге попросить -- там дадут! Тогда и городу своих добавлять не надо
и дело будет умнее.
-- Именно! Но как закричали на вас либералы-то, а?
-- Уж такое их дело, чтобы кричать...
Густой кашель соборного протодиакона возвестил о начале богослужения.
К Фоме подошла Софья Павловна, поздоровалась и тихо, грустным голосом
говорила ему:
-- Я смотрела на ваше лицо в день похорон, и у меня сердце сжималось...
"Боже мой, -- думала я, -- как он должен страдать!"
А Фома слушал ее и -- точно мед пил.
-- Эти ваши крики! Они потрясли мне душу... бедный вы, мальчик мой!.. Я
могу говорить вам так, ведь я уже старенькая...
-- Вы! -- тихо воскликнул Фома.
-- А разве нет? -- спросила она, наивно глядя в его лицо.
Фома молчал, опустив голову.
-- Вы не верите, что я старушка?
-- Я вам верю... но только это неправда! -- вполголоса и горячо сказал
Фома.
-- Неправда -- что? Что вы верите мне?
-- Нет! Не это... а то, что... Я -- вы извините! -- не умею я говорить!
-- сказал Фома, весь красный от смущения. -- Необразован я...
-- Этим не надо смущаться... -- покровительственно говорила Медынская.
-- Вы еще молоды, а образование доступно всем... Но есть люди, которым оно
не только не нужно, а способно испортить их... Это люди с чистым сердцем...
доверчивые, искренние, как дети... и вы из этих людей... Ведь вы такой, да?
Что мог ответить Фома на этот вопрос? Он искренно сказал:
-- Покорно вас благодарю!..
И увидав, что его слова вызвали в глазах Медынской веселый блеск,
почувствовал себя смешным и глупым, тотчас же озлился на себя и подавленным
голосом заговорил:
-- Да я такой -- что у меня на душе, то и на языке... Фальшивить не
умею... смешно мне -- смеюсь открыто... глуп я!
-- Ну зачем же так? -- укоризненно сказала женщина и оправляя платье,
нечаянно погладила рукой своей его опущенную руку, в которой он держал
шляпу, что заставило Фому взглянуть на кисть своей руки и смущенно, радостно
улыбнуться. |