|
.. -- сказал Фома, подозрительно поглядывая на нее. Он не понимал значения ее слов: обидеть она хотела ими его или так просто сказала? -- Слава богу! -- ответила она ему и улыбнулась такой хорошей, дружеской улыбкой. -- Чему рада? --спросил он. -- А что мы не похожи на наших отцов. Фома удивленно посмотрел на нее и смолчал. -- Ты скажи искренно, -- понизив голос, говорила она, -- ведь ты моего отца не любишь? Не нравится он тебе? -- Не... очень... -- медленно сказал Фома. -- Ну, а я очень не люблю. -- За что? -- За все... Поумнее будешь -- сам поймешь... Твой отец лучше был. -- Еще бы! -- гордо сказал Фома. После этого разговора между ними почти сразу образовалось влечение друг к другу, и, день ото дня все развиваясь, оно вскоре приняло характер дружбы, хотя и странной несколько. Люба была одних лет со своим крестовым братом, но относилась к нему, как старшая к мальчику. Она говорила снисходительно, часто подшучивала над ним, в речах ее то и дело мелькали незнакомые Фоме слова, которые она произносила как-то особенно веско, с видимым удовольствием. Она особенно любила говорить о своем брате Тарасе, которого она никогда не видала, но о котором рассказывала что-то такое, что делало его похожим на храбрых и благородных разбойников тетушки Анфисы. Часто, жалуясь на своего отца, она говорила Фоме: -- Вот и ты такой же будешь -- кощей! Все это было неприятно юноше и очень задевало его самолюбие. Но порой она была пряма, проста, как-то особенно дружески ласкова к нему; тогда у него раскрывалось пред нею сердце и оба они подолгу излагали друг пред другом свои думы и чувства. Оба говорили много, искренно -- но Фоме казалось, что все, о чем говорит Люба, чуждо ему и не нужно ей; в то же время он ясно видел, что его неумелые речи нимало не интересуют ее и она не умеет понять их. Сколько бы времени они ни провели за такой беседой -- она давала им одно лишь ощущение недовольства друг другом. Как будто невидимая стена недоумения вдруг вырастала пред ними и разъединяла их. Они не решались дотронуться до этой стены, сказать друг другу о том, что они чувствуют ее, и продолжали свои беседы, смутно сознавая, что в каждом из них есть что-то, что может сблизить и объединить их. Приехав в дом крестного, Фома застал Любу одну. Она вышла навстречу ему, и было видно, что она нездорова или расстроена: глаза у нее лихорадочно блестели и были окружены черными пятнами. Зябко кутаясь в пуховый платок, она, улыбаясь, сказала: -- Вот хорошо, что приехал! А то я одна сижу... скучно, идти никуда не хочется... Чай будешь пить? -- Буду... Ты что это какая, нездоровится, что ли? -- Иди в столовую, а я скажу, чтоб самовар дали. |
