|
Ловкий народ... развязный... -- Эх, Фома! -- огорченно воскликнула Люба. -- Ничего ты не понимаешь! Ничто тебя не волнует! Ленивый ты какой-то... -- Ну, поехала! Просто я еще не осмотрелся... -- Просто ты -- пустой, -- объявила Люба решительно и твердо. -- В душе моей ты не была... -- возразил спокойно Фома. -- Дум моих ты не знаешь... -- О чем тебе думать? -- сказала Люба, пожимая плечами. -- Эко! Один я? Это раз... Жить мне надо? Это два. В теперешнем моем образе совсем нельзя жить -- я это разве не понимаю? На смех людям я не хочу... Я вон даже говорить не умею с людьми... Да и думать я не умею... -- заключил Фома свою речь и смущенно усмехнулся. -- Читать нужно, учиться нужно, -- убедительно советовала Люба, расхаживая по комнате. -- В душе у меня что-то шевелится, -- продолжал Фома, не глядя на нее и говоря как бы себе самому, -- но понять я этого не могу. Вижу вот я, что крестный говорит... дело все... и умно... Но не привлекает меня... Те люди куда интереснее для меня. -- Это аристократия-то? -- спросила Люба. -- Да... -- Там тебе и место! -- с презрительной улыбкой сказала Любовь. -- Эх ты! Разве они люди? Разве у них есть души? -- Почему ты знаешь их? Ведь незнакома... -- А книги? Горничная внесла самовар, и разговор прервался. Люба молча заваривала чай, Фома смотрел на нее и думал о Медынской. С ней бы поговорить! -- Да-а, -- задумчиво заговорила девушка, -- с каждым днем я все больше убеждаюсь, что жить -- трудно... Что мне делать? Замуж идти? За кого? За купчишку, который будет всю жизнь людей грабить, пить, в карты играть? Не хочу! Я хочу быть личностью... я -- личность, потому что уже понимаю, как скверно устроена жизнь. Учиться? Разве отец пустит... Бежать? Не хватает храбрости... Что же мне делать? Она сжала руки и поникла головой над столом. -- Если бы ты знал, как противно все... Ни души живой вокруг... С той поры, как умерла мать, -- отец всех разогнал. Иные уехали учиться... Липа уехала. Она пишет: "Читай!" Ах, я читаю! -- с отчаянием в голосе воскликнула она и, помолчав секунду, тоскливо продолжала: -- В книжках нет того, что нужно сердцу... и я не понимаю многого в них... Наконец, мне скучно... скучно мне читать всегда одной, одной! Я говорить хочу с человеком, а человека нет! Мне тошно... живешь один раз, и уже пора жить... а человека все нет... нет! Для чего жить? Ведь я в тюрьме живу! Фома слушал ее речь, пристально рассматривая пальцы свои, чувствовал большое горе в ее словах, но не понимал ее. И, когда она замолчала, подавленная и печальная, он не нашел, что сказать ей, кроме слов, близких к упреку: -- Вот ты сама говоришь, что книжки ничего не стоят для тебя, а меня учишь: читай!.. Она взглянула в лицо ему, и в ее глазах вспыхнула злоба. |
