.. Например --
Софья... Что она изображает? Насекомая для украшения природы и больше --
ничего!
Возмущенный до глубины души, Фома стиснул зубы и ушел от Маякина, еще
глубже засунув руки в карманы. Но старик вскоре снова заговорил о Медынской.
Они возвращались из затона после осмотра пароходов и, сидя в огромном и
покойном возке, дружелюбно и оживленно разговаривали о делах. Это было в
марте: под полозьями саней всхлипывала вода, снег почти стаял, солнце сияло
в ясном небе весело и тепло.
-- Приедешь, -- к барыне своей первым делом пойдешь? -- неожиданно
спросил Маякин, прервав деловой разговор.
-- Схожу, -- недовольно ответил Фома.
-- Мм... Что, скажи, часто подарки делаешь ты ей? -- просто и как-то
задушевно спросил Маякин.
-- Какие подарки? Зачем? -- удивился Фома.
-- Не даришь? Ишь ты... Неужто она просто так, по любви, живет с тобой?
Фома вспыхнул от гнева и стыда, круто повернулся к старику и
укоризненно сказал:
-- Эх! Старый ведь вы человек, а говорите -- стыдно слушать! Да разве
она пойдет на это?
Маякин чмокнул губами и унылым голосом пропел:
-- Какой ты ду-убина! Какой ду-урачина! -- и, внезапно озлившись,
плюнул. -- Тьфу тебе! Всякий скот пил из крынки, остались подонки, а дурак
из грязного горшка сделал божка!.. Чо-орт! Ты иди к ней и прямо говори:
"Желаю быть вашим любовником, -- человек я молодой, дорого не берите".
-- Крестный! -- угрюмо и грозно сказал Фома. -- Я этого слушать не
могу... Ежели бы кто другой...
-- Да кто, кроме меня, остережет тебя? А ба-а-тюшки! -- завопил Маякин,
всплескивая руками. -- Это она тебя всю зиму за нос и водила? Ну но-ос! Ах
она, стервоза!
Старик был возмущен; в голосе его звучали досада, злоба, даже слезы.
Фома никогда еще не видал его таким и невольно молчал.
-- Ведь она испортит тебя! Ах, блудница вавилонская!..
Глаза Маякина учащенно мигали, губы вздрагивали, и грубыми, циничными
словами он начал говорить о Медынской, азартно, с злобным визгом.
Фома чувствовал, что старик говорит правду. Ему стало тяжело дышать.
-- Ладно, папаша, будет... -- тихо и тоскливо попросил он, отвертываясь
в сторону от Маякина.
-- Эх, надо тебе скорее жениться! -- тревожно вскричал старик.
-- Христа ради, не говорите! -- глухо молвил Фома.
Маякин взглянул на крестника и умолк. Лицо Фомы вытянулось, побледнело,
и было много тяжелого и горького изумления в его полуоткрытых губах и в
тоскующем взгляде... Справа и слева от дороги лежало поле, покрытое клочьями
зимних одежд. По черным проталинам хлопотливо прыгали грачи. Под полозьями
всхлипывала вода, грязный снег вылетал из-под ног лошадей...
-- Ну и глуп же человек в своей юности! -- негромко воскликнул Маякин.
-- Стоит перед ним пень дерева, а он видит -- морда зверева. |