.. что-то хорошее...
Знаете -- у человека, много пожившего, бывают минуты, когда он, заглянув в
свое сердце, неожиданно находит там... нечто давно забытое... Оно лежало
где-то глубоко на дне сердца годы... но не утратило благоухания юности, и
когда память дотронется до него... тогда на человека повеет... живительной
свежестью утра дней...
Струны под ее пальцами дрожали, плакали, Фоме казалось, что звуки их и
тихий голос женщины ласково и нежно щекочут его сердце... Но, твердый в
своем решении, он вслушивался в ее слова и, не понимая их содержания, думал:
"Говори! Теперь уж не поверю никаким твоим речам..."
Это раздражало его. Ему было жалко, что он не может слушать ее речь так
внимательно и доверчиво, как раньше, бывало, слушал...
-- Вы думаете о том, как нужно жить? -- спросила женщина.
-- Иной раз подумаешь -- а потом опять забудешь. Некогда! -- сказал
Фома и усмехнулся. -- Да и что думать? Видишь, как живут люди... ну, стало
быть, надо им подражать.
-- Ах, не делайте этого! Пожалейте себя... Вы такой... славный!.. Есть
в вас что-то особенное, -- что? Не знаю! Но это чувствуется... И мне
кажется, вам будет ужасно трудно жить... Я уверена, что вы не пойдете
обычным путем людей вашего круга... нет! Вам не может быть приятна жизнь,
целиком посвященная погоне за рублем... о, нет! Я знаю, -- вам хочется
чего-то иного... да?
Она говорила быстро, с тревогой в глазах. Фома думал, глядя на нее:
"К чему это она клонит?"
Подвинувшись к нему, она заглядывала в лицо его, убедительно говоря:
-- Устройте себе жизнь как-нибудь иначе... Вы сильный, молодой...
хороший!..
-- А коли хорош я, так и мне должно быть хорошо! -- воскликнул Фома,
чувствуя, как им овладевает волнение и сердце начинает трепетно биться...
-- Ах, на земле всегда хорошим хуже, чем дурным!.. -- с грустью сказала
Медынская.
И снова из-под пальцев ее запрыгали дрожащие нотки музыки. Фома
почувствовал, что, если он сейчас не начнет говорить то, что нужно, --
позднее он ничего не скажет ей...
"Господи, благослови!" -- мысленно произнес он и пониженным голосом, с
напряжением в груди начал:
-- Софья Павловна! Будет уж!.. Мне надо говорить... Я пришел сказать
вам вот что: будет! Надо поступать прямо... открыто... Привлекали вы меня к
себе сначала... а теперь вот отгораживаетесь от меня... Я не пойму, что вы
говорите... у меня ум глухой... но я ведь чувствую -- спрятать себя вы
хотите... я вижу -- понимаете вы, с чем я пришел!
Его глаза разгорались, и с каждым словом голос становился горячей и
громче. Она качнулась всем корпусом вперед и тревожно сказала:
-- О, перестаньте...
-- Нет уж -- буду говорить!
-- Я знаю, что вы хотите сказать. |