|
Эта прозрачная преграда не скрывала от глаз внутренности гостиной. Медынская, сидя на кушетке в своем любимом уголке, играла на мандолине. Большой японский зонт, прикрепленный к стене, осенял пестротой своих красок маленькую женщину в темном платье; высокая бронзовая лампа под красным абажуром обливала ее светом вечерней зари. Нежные звуки тонких струн печально дрожали в тесной комнате, полной мягкого и душистого сумрака. Вот женщина опустила мандолину на колени себе и, продолжая тихонько трогать струны, стала пристально всматриваться во что-то впереди себя. Фома смотрел на нее и видел, что наедине сама с собой она не была такой красивой, как при людях, -- ее лицо серьезней и старей, в глазах нет выражения ласки и кротости, смотрят они скучно. И поза ее была усталой, как будто женщина хотела подняться и -- не могла. Юноша кашлянул... -- Кто это? -- тревожно вздрогнув, спросила женщина. И струны вздрогнули, издав тревожный звук. -- Это я, -- сказал Фома, откидывая рукой нити бисера. -- А! Но как вы тихо... Рада видеть вас... Садитесь!.. Почему так давно не были? Протягивая ему руку, она другой указывала на маленькое кресло около себя, и глаза ее улыбались радостно. -- Ездил в затон пароходы смотреть, -- говорил Фома с преувеличенной развязностью, подвигая кресло ближе кушетке. -- Что, в полях еще много снега? -- Сколько вам угодно... Но здорово тает. По дорогам -- вода везде... Он смотрел на нее и улыбался. Должно быть, Медынская заметила развязность его поведения и новое в его улыбке -- она оправила платье и отодвинулась от него. Их глаза встретились -- и Медынская опустила голову. -- Тает! -- задумчиво сказала она, разглядывая кольцо на своем мизинце. -- Н-да... ручьи везде... -- любуясь своими ботинками, сообщил Фома. -- Это хорошо... Весна идет... -- Уж теперь не задержит... -- Придет весна, -- повторила Медынская негромко и как бы вслушиваясь в звук слов. -- Влюбляться станут люди, -- усмехнувшись, сказал Фома и зачем-то крепко потер руки. -- Вы собираетесь? -- сухо спросила Медынская. -- Мне -- нечего... я -- давно!.. Влюблен на всю жизнь... Она мельком взглянула на него и снова начала играть, задумчиво говоря: -- Как это хорошо, что вы только еще начинаете жить... Сердце полно силы... и нет в нем ничего темного... -- Софья Павловна! -- тихо воскликнул Фома. Она ласковым жестом остановила его. -- Подождите, голубчик! Сегодня я могу сказать вам... что-то хорошее... Знаете -- у человека, много пожившего, бывают минуты, когда он, заглянув в свое сердце, неожиданно находит там. |
