|
304
Удачей, фартом и успехом не обольщайся спозаранку, дождись, покуда поздним эхом тебе не явит их изнанку. Я опыт собственный на этом имею, бедственный еврей, о чем пишу тебе с приветом из очень дальних лагерей.
305
Убийцы, воры и бандиты — я их узнал не понаслышке — в тюрьме тихони, эрудиты и любопытные мальчишки.
306
Со всем, что знал я о стране, в тюрьме совпала даже малость; все, что писал я о тюрьме, банальной былью оказалось.
307
Дерзостна, лукава, своевольна — даже если явна и проста — истина настолько многослойна, что скорей капуста, чем кристалл.
308
Кто с войной в Россию хаживал, тем пришлось в России туго, а мы сломим силу вражию и опять едим друг друга.
309
Когда народом завладели идеи благостных романтиков, то даже лютые злодеи добрее искренних фанатиков.
310
За стенкой человека избивают, а он кричит о боли и свободе, но силы его явно убывают, и наши сигареты на исходе.
311
Ветрами осени исколота, летит листва на нашу зону, как будто льются кровь и золото с деревьев, сдавшихся сезону. А в зоне все без перемен, вращенье суток нерушимо, и лишь томит осенний тлен, припев к течению режима.
312
Достаточен любой случайный стих, чтоб запросто постичь меня до дна: в поверхностных писаниях моих глубокая безнравственность видна.
313
Прогресс весьма похож на созидание, где трудишься с настойчивостью рьяной, мечтаешь — и выстраиваешь здание с решетками, замками и охраной.
314
Вслушиваясь в музыку событий, думая о жизни предстоящей, чувствую дрожанье тонкой нити, еле-еле нас еще держащей.
315
Только у тюрьмы в жестокой пасти понял я азы простой науки: злоба в человеке — дочь несчастья, сытой слепоты и темной скуки.
316
Тем интересней здесь, чем хуже. Прости разлуку мне, жена, в моей тюрьме, как небо в луже, моя страна отражена.
317
Страшно, когда слушаешь, как воры душу раскрывают сгоряча: этот — хоть немедля в прокуроры, а в соседе — зрелость палача.
318
Когда мы все поймем научно и все разумно объясним, то в мире станет жутко скучно, и мы легко простимся с ним. |
