С наступлением воскресенья все внимание мистрисс Малдертон и её дочерей занято было в течение целаго утра разрешением догадок касательно экипажа, в котором нетерпеливо ожидаемый Горацио Спаркинс приедет: возьмет ли он кабриолет? не оказывает ли он особенного покровительства дилижансам? или не вздумает ли приехать верхом?

- Клянусь тебе, душа моя, предосадная будет вещь, если этот вульгарный брать твой вздумает сегодня навязаться к вам на обед, сказал мистер Малдертон своей жене. - По случаю приезда мистера Спаркинса, я нарочно кроме Фламвела никого не приглашал. Подумать только, что брат твой - лавочник - о! это невыносимо. Я не хочу слышать, чтобы он упомянул перед нашим новым гостем о своея лавке.... нет, нет, ни за тысячу фунтов! Все бы еще ничего, еслиб только у него достало смысла скрывать позор, которые он наносит всей нашей фамилии; но он адски любит говорить про свое ремесло и непременно добиться до того, чтобы узнали, что он такой.

Мистер Джакоб Бартон, про которого шла речь, был зажиточный лавочник, до такой степени необразован и до такой степени прост, что действительно, не краснея, признавался в своем ремесле. Он приобрел состояние этим ремеслом и вовсе не считал его неприличным.

- Ах, Фламвел, мой друг, как ты поживаешь? сказал мистер Малдертон, в то время, как невысокий джентльмен, в зеленых очках, вошел в гостиную. - Получил ли ты мою записку?

- Получил, и, как видите, вследствие вашей записки, я перед вами на лицо.

- Ты ведь знаешь все и всякаго: но скажи-ка мне, знаешь ли ты хоть по имени мистера Спаркинса?

Мистер Фламвел принадлежал к разряду джентльменов с весьма обширными сведениями, - джентльменов, которые случайно встречаются в обществе и показывают вид, что знают всех кого вам угодно, но которые, без всякого сомнения, не знают никого и ничего. В доме Малдертона где всем рассказав о людях высшего общества верили на-слово, Фламвел был первым фаворитом. Зная класс народа, с которым приходилось иметь сношения, он до беспредельности простирал права свои на знакомство со всеми. Фламвел как-то особенно искусно умел высказывать ложь, соблюдая при подобных случаях вид самоотвержения, как будто затем собственно, чтоб его не сочли эгоистом.

- Нет, не скажу, чтобы мне знакомо было это имя, возразил Фламвел тихим голосом и с таким выражением, как будто дело было беспредельно важное.- Но при всем том, мне кажется, что я знаю его. Скажите, он высокого роста?

- Нет, среднего, сказала мисс Террза.

- С черными волосами? спросил Фламвел, стараясь отгадать во что бы то ни стало.

- Да, у него черные волосы, подтвердила мисс Тереза.

- С немного горбоватым носом?

- О, нет, сказала Тереза: - у него самый правильный римский нос!

- Ну да! ведь я и хотел сказать, что у него римский нос, подтвердил Фламвел. - И не правда ли, что он самый светский молодой человек?

- Правда ваша, правда.

- С весьма любезным, привлекательным обращением?

- О да, да! в один голос сказало все семейство. - Вы непременно должны знать его.

- Я так и думал, что ты знаешь его! торжественно воскликнул мистер Малдертон. - Как же ты думаешь, кто он такой?

- Судя по вашему описанию, сказал Фламвел, углубляясь в размышления и понижая голос свой почти до шопота: - он имеет удивительное сходство с высокопочтеннейшим Огустусом-Фиц-Эдвардом-Фиц-Джоном-Фиц-Осборном.