– О, извини, конечно, ты мыл.
Победа. Эх, если бы я только мог улыбнуться. После стольких лет безуспешных попыток мне наконец удалось заговорить настоящим голосом робота. Невыразительным, бездушным, пустым. Я знал, что отец уже никогда не спросит меня, мыл ли я руки.
Моя злость на Джен и на себя остыла еще накануне вечером, по дороге домой, превратившись к тому времени, когда я лег в постель, во что‑то твердое и холодное. Этим утром я чувствовал себя мертвецом.
Мама молча налила мне кофе.
После длинной паузы отец спросил:
– Трудный вечерок?
– Очень.
– А тебе идут такие волосы, – сказала мама с легким нажимом, благодаря чему эта фраза приобрела форму вопроса.
– Спасибо.
– И руки не выглядят сегодня такими пурпурными.
– Я бы так не сказал.
Вообще‑то неприглядное отражение, увиденное мной в зеркале в ванной, показало, что краска поблекла, но только самую малость. При такой скорости обесцвечивания я как раз закончу колледж с нормальным цветом рук.
– Расскажи нам, что не так, Хантер? – попросила мама.
Я вздохнул. Наверное, они уже догадались, да и все равно я бы рассказал им, рано или поздно. Так может, лучше не держать это в себе?
– Джен.
– О Хантер, мне так жаль.
– Быстро, однако, – добавил отец, приложив к делу свой блистательный эмпирический ум.
– Да уж.
Мы с Джен повстречались в четверг днем. А что у нас сейчас? Воскресное утро.
Мама положила руку мне на руку.
– Не хочешь рассказать, что случилось?
Я пожал плечами, отвернулся, провертел в голове другие предложения и наконец сказал:
– Она смотрела сквозь меня.
– Смотрела сквозь тебя?
– Да. Прямо насквозь.
Я до сих пор чувствовал дырку, оставшуюся после ее взгляда.
– Помните, когда мы переехали сюда, я потерял всех своих друзей? Свою уверенность, свою крутизну?
– Конечно. Тебе было по‑настоящему трудно.
– Уверен, вам тоже было нелегко. Но дело в том, что, кажется, я так через это и не прошел. Так и остался нытиком. И Джен это просекла – я для нее слишком пришибленный.
– Пришибленный? – не понял отец.
– Ну, нерешительный, – подобрал я лучшее слово.
– Нерешительный? Не будь дурачком, Хантер. – Мама покачала головой, – Уж с этим‑то, вероятно, вы вдвоем можете разобраться.
– А если не сможете, – подхватил отец, – то, по крайней мере, ты не потратил на нее много времени.
Матушка при этом сделала глоточек кофе, а вот я ухитрился произнести весьма зрелую фразу.
– Спасибо, что стараетесь поднять мне настроение. Но, пожалуйста, не надо.
Они прекратили. И снова начали делать и говорить то, что было вполне предсказуемо. Вообще, завтрак с родителями всегда успокаивает: они следуют непреложному правилу, согласно которому главное в семейной жизни – это стабильность, неизменность, следование заведенным традициям. Они не инноваторы, во всяком случае, за завтраком. На один утренний час они превращаются в лучших в мире классицистов.
Но завтрак закончился, и я вернулся в свою комнату, где было решительно нечем заняться, кроме как сидеть на кровати да жалеть о состриженной челке, за которой можно было бы спрятаться.
Команды бутылочных футболок дразнили меня с полок, так что я приступил к осуществлению маленького проекта. Начал снимать футболки одну за другой с пустых бутылок из‑под воды, вводить статистические данные на каждую из них в базу, а затем класть под относящиеся к ним же, полные невнятных и бесполезных фактов книжки, чтобы разгладить перед перевозкой. |