Решетникову ни о чем не говорило имя Питера Пэна, пошившего воротник неизвестной, и нарисованный наркологом портрет не напоминал никого из знакомых. Их разделяло метра три, правое плечо эскулапа закрывал угол шкафа, но это не помешало Решетникову заметить, как его рука соскользнула вниз, в сторону. Поравнявшись с ним одним прыжком, Решетников вытряхнул из рукоятки дубинку и огрел хитреца по плечу. Тот вскрикнул, но вдруг с неожиданной энергией бросился на сыщика, норовя схватить за горло. Отшагнув в сторону, Решетников с силой ударил его головой о стол, затем еще и еще раз, опустил дубинку на спину, отчего халат лопнул и на белом фоне проявилась кровавая полоса. Эскулап упал на колени, завалился на бок и обмяк.

Между шкафом и стеной Решетников обнаружил белую, едва заметную кнопку, служившую для вызова не то санитаров, не то охраны. Больше здесь нельзя было задерживаться ни на секунду. Быстро погасив свет, он прислушался, убедился, что коридор пуст, и выскользнул за дверь.

На территории стало спокойнее, музыка уже не звучала, опустела стоянка за клумбой – осталось четыре машины, среди которых Решетников отметил массивный «правительственный» «ЗИЛ‑117» и «Форд» Мезина. Адвокат был еще где‑то здесь, на территории, и нужно было действовать с повышенной осторожностью. С Ямковецкой явно произошла какая‑то путаница, ведь Столетник говорил, что десятого она приходила к нему в офис, а одиннадцатого находилась на Сиреневом вместе с Майвиным. Значит, либо ее здесь не было, либо бородач лгал, что она нетранспортабельна, и уйти, не проверив этого, Решетников просто не имел права: как наличие, так и отсутствие Ямковецкой в клинике сейчас приобретало важное значение.

«С‑сучонок, – злился Решетников. – Прыткий какой! Наблатыкался на психах руки крутить!»

Его огорчало не столько вероломство эскулапа, сколько то, что он не успел спросить о Мезине. Кивком ответив на приветствие обознавшегося мужчины, он оглянулся и вошел в парадное второго корпуса. В полутемном вестибюле у окна сидела девушка, пытавшаяся вернуть уехавшего в «Шевроле» мужчину, и плакала.

– Извините, – тронул ее за рукав Решетников, – где здесь третий изолятор?

– Там, – кивнула она наверх, не удостоив его взглядом.

Сверху по парадной лестнице спускались двое стариков. Решетников задержался у зеркала возле гардероба, пропустил их и прошмыгнул на второй этаж. Длинный коридор с зеленым покрытием на полу изобиловал множеством дверей – видимо, это был административный корпус. В холле сидела толстая, как афишная тумба, надзирательница в белом халате, миновать которую Решетникову не удалось.

– Вы куда? – строго спросила она густым тенором.

– К главному.

– Это не сюда.

– А куда?

– В левом крыле, но у него посетитель, он занят.

– А третий изолятор?

– Третий… а зачем вам изолятор? – насторожилась надзирательница. – Туда только по разрешению главного. Вы к кому, собственно?

– Собственно, я хотел видеть Илону Ямковецкую.

Она удивленно осмотрела его с головы до ног:

– Я доложу главному, ждите! – приказала и решительно встала из‑за стола.

– Не нужно докладывать главному, любезная, – улыбнулся Решетников и протянул ей двадцатидолларовую купюру. – Вы мне ее просто покажите – и все. Договорились?

Лицо ее приняло гневное выражение и побагровело, рука потянулась к такой же кнопке, какую Решетников видел за шкафом в кабинете дежурного врача.