– Вы знаете этого человека? – спросил я.

– Нет!

Это отрицание было ее новой тактикой: теперь она на все мои вопросы отвечала либо «да», либо «нет» – односложно и неприязненно.

«Затягивает время, – догадался я. – Но зачем?»

– Где именно вы должны были встретиться?

– Там, – кивнула Давыдова на запад, за железнодорожное полотно.

– Тогда вперед! – подтолкнул я ее, не позволяя взять инициативу в свои руки.

Она дошла до стрелки и стала неуклюже перешагивать через рельсы, видно, ноги плохо слушались ее. Напряжение в наших отношениях, возникшее с первой встречи, выросло уже, должно быть, до двухсот двадцати вольт. Мне вспомнились китайцы, сопровождавшие меня на загородную свалку, – как там, так и здесь я ничего не мог поделать, не зная ни местности, ни условий встречи.

За железнодорожным полотном потянулось вшивое редколесье, вдалеке виднелись постройки Долгопрудного, слева по ходу должно было находиться Клязьминское водохранилище, если я правильно ориентировался – никогда раньше не был в этих местах.

Несколько человек, покинувших электричку вместе с нами, давно разошлись в разных направлениях; по шоссе мчались машины, где‑то заунывно гудел дизель; радуясь солнечному дню, щебетали птицы – казалось, осень остановилась и отступила.

– Послушайте! Долго вы еще будете меня за нос водить? – занервничал я, когда Давыдова резко свернула и, углубившись в лесок, быстро пошла по просеке, параллельной асфальтированной велодорожке. – Сколько нам идти?

Она повернулась, гневно глянула мне в лицо и сделала конфиденциальное заявление:

– Мне нужно в туалет!

До сих пор мне как‑то в голову не приходило, что она может хотеть в туалет.

– Ну идите, – пожал я плечами. – Только если через три минуты вас не будет – не обессудьте. В пионерском возрасте я занимался «охотой на лис», так что побег не удастся.

Она покосилась на сумку в моей руке, словно там была туалетная бумага, но ничего не сказала и быстро скрылась в кустах орешника. Я тоже воспользовался случаем – отклонился от маршрута, ненадолго пристроившись за сосной, затем выкурил сигарету, послушал птиц и посмотрел на часы.

– Эй! – крикнул, приложив к лицу сложенные рупором ладони. – Э‑эй!..

Эхо мне ответило, а Давыдова – нет. По вполне понятным соображениям я еще потянул время и решительно отправился на поиск – убежать не убежит, а по венам себя чикнуть вполне может, к тому же, как знать, нет ли у нее еще каких‑нибудь таблеток в кармане.

В редколесье я вдруг увидел автомобиль – очевидно, впереди была одна из проселочных дорог или кто‑то из грибников, лавируя между деревьями, умудрился загнать его туда. Мне этот автомобиль совсем не понравился, я перешел на бег, уже поняв, что какой‑то демарш Давыдова все‑таки предприняла.

По ту сторону поляны стоял молодой мужчина и смотрел на меня, покусывая зажатую в зубах веточку.

– Извините, вы не видели здесь женщину? – обратился я к нему, чтобы он не подумал, будто мое «эй!» относится к нему.

Мужчина не ответил, все смотрел и смотрел на меня, как на архангела Гавриила, покусывая свою веточку и держа руки в карманах. Дойдя до середины поляны, я услышал позади себя хруст веток. Наивно предположив, что это Давыдова, оглянулся, но вместо нее увидел кряжистого, стриженого «бобриком» мужичка со злыми маленькими глазками и пистолетом‑пулеметом имени товарища Стучкина в правой руке.

«Не иначе, открылся охотничий сезон!» – решил я, не заметив у мужчин кошелок для сбора грибов или ягод.

От машины ко мне направлялись еще двое незнакомцев с постными лицами бойцов зондеркоманды, а сзади опять послышались шаги, но я уже не стал оборачиваться, потому что мне и без того было ясно, что я попал в окружение, как генерал Паулюс под Сталинградом, а может, и того хуже.