Все это он произнес довольно грустным голосом, жадно затягиваясь сигаретным дымом, обжигавшим язык, так что она даже не поняла, шутит он или в самом деле строит коварные планы.

– Надо же… Маша! – покачал головой Решетников. – У меня как‑то не поворачивается язык другую женщину Машей называть.

– Почему – другую? – удивилась она.

– Ладно, проехали. Помолчи…

Он погасил сигарету и решительно, в который уже раз, набрал надоевший номер, мысленно поклявшись, что если и сейчас не сработает, то придется предпринимать что‑то самому. Не сидеть же…

Сработало! Гудки оборвались!..

– Бюро… дет‑тективных… «Шериф», – проговорил Столетник не очень четко, словно простонал.

– Женя! Это я, Решетников! – почуял неладное Викентий. – Что с тобой? Где ты?

В трубке задержалась тишина, слышалось сиплое дыхание.

– Кто… это… говорит? – спросил Столетник.

Решетников условный знак понял.

– Мотель «Фата‑Моргана», – сообщил координаты, как договаривались. – Телефон 945‑21‑30.

– Вы ошиблись.

Гудки отбоя.

3

Я вернул трубку Ямковецкому, и он убрал ствол револьвера, приставленный к моему лбу.

– Ошиблись номером, – объяснил я ему. – Кто‑то звонил в цирк, спрашивал, какие на сегодня хохмочки.

Мой телефон Ямковецкому принес колченогий, бритоголовый, похожий на жабу бандит: «Вот тут звонят и звонят, – словно жалуясь, виновато сказал он от двери кают‑компании. – Че, отвечать, че ли?»

Половина шайки беглого каторжника Ямковецкого уже спала, уткнувшись мордами в салат оливье, сельдь в маринаде, филе килек с картофелем, ассорти из хамсы и эклеров и заливными (вином) помидорами. Женщины исчезли – видимо, здесь были еще какие‑то помещения.

– Послушай меня, Столетников, – спьяну исказив фамилию, вперил в меня злобный взгляд Ямковецкий. – Вам до сейфа никогда не добраться, ты понял, да?.. Понял или нет, я тебя спрашиваю?! – он схватил меня обеими руками за отвороты куртки, задышал перегаром в лицо.

Сказать по правде, о сейфе я слышал впервые, но в общем и целом догадывался, что они с Майвиным не любят друг друга.

– Понял, – соврал я.

– И адвокатишку, падлу, я из‑под земли достану! Из‑под земли! Я ему, гнусу, дочь доверил, я ему… как себе!.. а он?! Или вы ему утюг на пузо ставили?!

– Не стоит так нервничать, Борис Евгеньевич. По моим сведениям, господин Мезин уже скончался.

Некоторое время он смотрел на меня непонимающим взглядом, а потом принялся хохотать. Смех этот впервые прозвучал на острове Сардиния, где цветет ядовитое растение Sardonia hebra, от употребления которого лица умирающих людей искажались гримасами, похожими на смех. Потом гримаса с лица Ямковецкого исчезла:

– Он думал, что Майвин отблагодарит его домиком в Антверпене?! Он плохо знал Майвина! Предателей всегда уничтожают!.. Завтра моей дочери исполняется двадцать один год. Вы с Майвиным все правильно рассчитали, Столетник. Только не думали, что я появлюсь так не вовремя, да? Не думали!.. Деньги, сыскарь! Деньги делают все. Миллион баксов в «общак» – и я хозяин на Клязьме! А еще миллион – и по всей Москве‑реке. Не в кабак отпросился водочки попить – кабак сам за мной приплыл! А случись какая тревога – он же меня на зону обратно доставит, в персональный барак со всеми удобствами. Тебе и твоему Майвину так не жить. Он у меня пятеркой‑семеркой не отделается.