– Дальше… дальше… это… ну, он сказал, что к нему сегодня в четыре телка в контору приходила…

(«К Рябчику, Бугаю и Козлу добавилась Телка», – мысленно принялся я сочинять за дедушку Крылова).

– … надо его на понт взять, чтоб раскололся – зачем. Мол, расколете – я вам ящик белой выставлю. И задаток дал – на пару пузырей…

– Адрес мой он тоже вам дал?

– Он… Пусти, начальник? Заметут ведь.

– Где Бугай живет?

– Да не знаю я, клянусь! Возле винного на Измайловском встретились, я его там раньше видел.

– А сам?

– Бомжую пока, паспорта нет…

– Где вы должны были с этим мужиком встретиться?

– Завтра там же, в десять.

– Как он выглядел? На тачке был?

– Вроде тачка… Белый «жигуль». Мы сразу в магазин вошли. Завтра он подъедет. Лысый…

– Ростом невелик?

– Не так чтобы… с тебя ростом… Лет под пятьдесят, костюм синий, с галстуком, в руке кейс вроде черный… Пусти, начальник, а?

– Значит, так, Рябчик. Слушай и не перебивай. Кастет и нож я оставляю у себя. На них твои «пальчики». Они же – в картотеке ГУИНа, как я понимаю. Сейчас приедет ПМГ, я скажу, что тебя упустил. Чеши живо, и желательно – в разные стороны. Но если завтра ровно в девять тебя не будет возле винного на Измайловском – я «случайно» твой арсенал найду, а дальше – знаешь сам.

Я слез с него, приказал собрать деньги. Несколько раз пробормотав слова искренней благодарности, заверенные фразеологическим оборотом «Гадом буду!», что соответствовало действительности, он скатился по лестнице. Я положил в карман улики и, торопясь наверстать упущенное время, поднялся к себе в квартиру.

В знак протеста против вынужденного воздержания и нарушения графика приема пищи Шериф навстречу мне не вышел, а только махнул хвостом и покосился на часы. Первым делом я бросился на кухню к холодильнику.

– Занят был, – объяснил я ему, – обои клеил. Потом собаку искал, черт бы вас побрал… бегаете за всякими суками!

На последнее слово он отреагировал поднятием головы, в глазах, запечатлевших скорбь израильского народа, промелькнула искорка интереса. Я поставил на газ сковороду, положил на нее пару антрекотов, купленных в кафе «Ласточка», и сел изучать параметры кавалера.

Если верить тому, что было написано в книге, был он вынослив, несмотря на малый рост, чистоплотен, любил детей и ладил с другими домашними животными, то есть был вполне гармонической личностью, не в пример большинству двуногих. К сложностям относились потребность в ежемесячной ванне, частые отиты, необходимость ежедневного расчесывания. Особо подчеркивалось, что кавалер – собака комнатная, в питомнике содержать ее нельзя. Весить он должен от 5,4 до 8,2 килограмма; судя по кредитоспособности Илоны Борисовны, «мой» экземпляр весил все десять. Следующая строчка: «Легко приспосабливается к жизни в городе и в сельской местности» – означала, что искать его нужно и в окрестных селах тоже. У него был соплеменник, с тем же названием, в котором отсутствовало слово «кавалер». У кавалера был более длинный нос, он был крупнее (что заметно облегчало его поиск). В США известен под названием «английский той‑спаниель». Если до завтрашнего полудня я его не найду в Москве и окрестностях, придется ставить вопрос перед Ямковецкими о поездке туда.

Вырезав картинку кавалера, я перевернул антрекоты на сковородке и позвонил в Шереметьево‑2. Самолет из Брюсселя прилетал в двенадцать сорок, то есть в запасе у меня, помимо вечера, ночи и утра, было еще сорок минут.