"Ладно, забирайте меня! Все равно я уже ни на что не годен!" -

мысленно предлагаю я соглядатаям, машинально прикидывая одновременно,

действительно ли я ни на что не годен или это просто усталость заставляет

меня разыгрывать трагедии.

   Я мог бы зайти к Франсуаз. Она говорила сегодня, что после семи будет

дома. Мог бы пойти к ней и рассказать все, что мне известно об операции

"Незабудка". Но Франсуаз - рядовой служащий, такой же, как я. Сама она не

в состоянии что-либо решить, а что решат другие, неизвестно. По всей

вероятности, не станут вступать в конфликт с американцами только ради

того, чтобы произвести на меня хорошее впечатление.

   И все же посетить Франсуаз необходимо. Не для того, чтоб посвятить ее

в тайну относительно операции "Незабудка", а чтобы уладить кое-какие

другие дела. И между прочим сказать ей, что такая вот слежка за своими

людьми - настоящее расхищение государственных средств.

   Выхожу на Большие Бульвары и на первой же стоянке беру такси. С

досадой, но и с некоторой гордостью констатирую, что через две минуты

пеший эскорт сменяется автомобильным. Бывают, значит, моменты, когда и

мелкая сошка пользуется своей долей внимания общества.

   Открыв мне, Франсуаз вводит меня в свою "студию" без грубостей, но и

без тени теплоты. Точнее сказать, с ледяным спокойствием. Даже не

поверишь, что каких-то десять часов назад эта самая женщина замирала в

моих объятиях. Впрочем, мне не раз приходило в голову, что, лаская меня

одной рукой, она может, глазом не моргнув, всадить в меня пулю другой.

Притом не по злобе, а потому, что этого требует дело.

   - Что тебя сюда привело? - холодно спрашивает она с такой неприязнью,

что фраза для меня звучит примерно так: "Ни за что бы не подумала, что у

тебя хватит наглости появиться снова".

   - Может, ты хотя бы предложишь мне сесть? - отвечаю вопросом.

   Женщина безучастно пожимает плечами.

   - Располагайся. Только имей в виду, что не смогу уделить тебе много

времени.

   - Я и сам тороплюсь. Меня ждут ваши преследователи. Нельзя же

заставлять их томиться, посматривая на часы.

   Пропустив мое замечание мимо ушей, она берет со стола "синие" и

закуривает, продолжая стоять. И вообще ведет себя так, что ее прежние

грубости кажутся мне сейчас сентиментальными пустячками.

   - Мне бы хотелось знать, Франсуаз, в чем именно я провинился?

   Раньше она говорила в подобных случаях: "А ты как думаешь?" или "Не

прикидывайся идиотом", но сейчас рубит сплеча:

   - В самом тяжком: в двойной игре.

   - Фантазия! - презрительно бормочу я и тоже закуриваю "синие",

поскольку у меня курево на исходе так же, как и деньги.

   - Ты весьма нахален. Но нахальство считается преимуществом только в

том случае, если оно сопровождается известной долей осторожности. Ты не

учел того обстоятельства, что люди вроде тебя всегда вызывают определенное

сомнение: кто однажды стал предателем, может стать им снова.

   При обычных обстоятельствах я на эту назидательную реплику не обратил

бы внимания. Но сейчас она вспыхивает в моем сознании, как светящийся

указатель. Это ремесло не терпит лишней болтовни, так как, желая сказать

одно, можешь сболтнуть другое. Вполне понятно, что в глазах Франсуаз я все

еще предатель родины, но предатель, ведущий двойную игру. Остается только

понять, на основании чего сделан вывод о двойной игре.

   Сегодня утром я не слышал такого обвинения.