дама, пользующаяся по всем признакам благоволением Димова; сидя рядом с

ним, она позволяет себе ласково называть его Борей. На этой женщине

могучего телосложения огненно-красное платье, под стать ее напомаженным

пурпуром губам.

   - Мадемуазель Мария Кирова, наша известная артистка, - представляет

ее Младенов.

   - Мери Ламур! - поправляет его известная артистка и великодушно

предлагает мне место рядом с собой.

   Желая показать, что я оценил великодушие Мери Ламур, я мило улыбаюсь

ей, хотя от нее разит потом - запах крепких духов не спасает ее.

   - Гарсон! - восклицает Младенов, делая царственный жест, предвещающий

по меньшей мере бутылку шампанского. - Два пива!

   - Ну как там, в Болгарии? - спрашивает Мери, чтоб поддержать

разговор, как приличествует даме.

   - Очень скверно, - отвечаю я с горестной миной.

   - Это мы знаем, - бормочет Димов. - В народе недовольство, не хватает

товаров, цены растут...

   При этом он кривит свои толстые губы и все время причмокивает, будто

сосет конфету. Короткие толстые пальцы играют ключами от машины, среди

которых поблескивает серебряная пластинка  с  изображенным  на  ней

скорпионом. Шеф, надо полагать, родился под знаком скорпиона.

   - Мне хотелось отметить другое, - скромно говорю я.

   Димов смотрит на меня своими сонливыми глазками, словно удивляясь,

что я собрался сказать нечто такое, чего он не отметил.

   - Скверно в том смысле, что коммунисты основательно окопались. На

скорые перемены надеяться не приходится...

   - Извините, но вы видите не дальше своего носа, - мягко замечает

Димов, посасывая несуществующую конфету.

   - Ну что ты, Борис! - добродушно вмешивается Младенов. - Я далек от

намерения делать комплименты, но Эмиль Бобев - один из наиболее способных

наших журналистов. Коммунисты, будь они малость сообразительней, молились

бы на таких, как он, вместо того чтоб увольнять. - Он берет фужер,

поданный ему кельнером, и, чокнувшись со мной, добавляет: - Я полагаю, что

именно такого человека, как Эмиль, и не хватает нашему журналу.

   - Чтобы он писал, будто нет никакого способа свергнуть коммунистов, -

впервые трубным басом отзывается Кралев.

   - Ну, что вы! Хватит вам каркать! - заступается за меня Мери Ламур. -

Человек говорит то, что думает. А таким я в сто раз скорее отдам

предпочтение перед теми, которые льстят вам, чтоб выудить лишний франк, а

за спиной показывают язык!

   - Благодарю вас, госпожица, - говорю я, за что Мери Ламур награждает

меня дружеской улыбкой. - Я всегда был достаточно прямолинеен, но

хорохориться перед кем бы то ни было мне ни к чему. Да и натерпелся

предостаточно от тамошнего режима - нет нужды доказывать, что я его

ненавижу. Что касается статей, то мы будем писать их в соответствии с

задачами нашей пропаганды. А это вовсе не означает, что собственную

пропаганду следует принимать за чистую монету. Чтобы победить противника,

надо прежде всего иметь реальное представление о его силах.

   Эта маленькая лекция по политграмоте прочитана спокойно, но с

подобающей твердостью. Эффект такой, какого и следовало ожидать: Кралев

хмурит свои густые брови и смотрит на меня с открытой неприязнью. Зато

Младенов явно приободрен моей уверенностью. Он демонстративно второй раз

чокается со мной и одним духом допивает пиво. Димов занимает среднюю

позицию.

   - Не горячитесь, - примирительно произносит он,  сложив  губы

сердечком, чтоб выплюнуть несуществующую конфету.