Ну, хорошо, я признаюсь: он любил
меня не пять раз, а только три А потом заснул. Простите мне мою
ложь.
— Но теперь-то ты точно говоришь правду Чесса? — спросил
Меррик.
Она долго не отвечала. Остальные тоже молчали, не сводя с неё
пристальных взглядов. Даже собаки притихли, все, кроме Керзога,
который негромко поскуливал у её ног.
Наконец Чесса заговорила сдавленным, прерывающимся голосом:
— Ну хорошо, я скажу вам всю правду, хотя мне.., мне так
неловко об этом говорить… Дело в том, что у Клина такой огромный…
Когда он разделся, я испугалась, что если он овладеет мною, то это
меня просто убьет. От страха я заплакала, но Клив был очень нежен
и бережен, и я отдалась ему. Он был очень добр и заботлив, но с
таким огромным… — Она зябко передернула плечами и заговорила ещё
тише:
— Я думала, что умру, но, конечно, не умерла. После того, как
все было кончено, он долго успокаивал и целовал меня. Он сказал,
что скоро все заживет, а до тех пор он меня больше не тронет. Из
меня вышло ужас сколько крови. Вот почему он чувствует себя
виноватым. Он сделал мне больно и вызвал сильное кровотечение и
теперь корит себя за это. В конце концов он и правда заснул, но
только после того, как успокоил меня и убедился, что со мной все в
порядке. А вам он сказал, что заснул и не оправдал моих надежд,
потому что не хотел, чтобы я чувствовала себя неловко. В
действительности это я не оправдала его надежд, потому что
оказалась не такой, как другие женщины. Внутри у меня все чересчур
узко. Это не он никудышный муж, а я никудышная жена. Не он, а я во
всем виновата.
— Чесса, — медленно проговорил Меррик, сознавая, что все
мужчины с нетерпением ждут его вопроса, — а какие у него размеры?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, я хотел спросить, что именно показалось тебе таким
большим? Длина или толщина? Или же ты действительно какая-то не
такая?
— Не знаю.
Чесса огляделась по сторонам, и её взгляд упал на толстенную
деревянную ручку, вделанную в цепь, на которой висел котел для
варки пищи. Она показала рукой на эту ручку.
— По-моему, толщина была вот такая, а длина… — тут она ещё
больше понизила голос, — длина, пожалуй, такая, как у ножки вон
того стула.
— Так как же все было на самом деле? — спросил Рорик. —
Сколько раз он овладел тобою: один, три или пять?
— Один, потому что он был ужасно крупный и причинил мне боль.
Он и потом хотел меня, но был так добр, что не утолил своего
желания. Я не могла заснуть, потому что видела, как он мучается,
но всякий раз, когда я просила его сделать то, чего ему хочется,
он отказывался и говорил, что больше ничего не станет со мною
делать, пока внутри у меня все не заживет.
— Вот что, — веско сказал Меррик. — Будем считать, что у
Чессы то место и впрямь узковато. И ещё будем считать, что она не
может судить ни о длине, ни о толщине мужского орудия. Откуда
невинной девушке знать о таких вещах? Она просто не может в этом
разбираться.
Чесса улыбнулась и молча потупила глаза. Благодарение богам,
настроение мужчин изменилось. Они снова шутили и смеялись.
Впрочем, что ей до них? Ей сейчас нужен только один мужчина — её
муж.
Клив стоял на мостках наверху палисада, прислушиваясь к
взрывам смеха, то и дело доносившимся из дома. |