|
В доме пахло свежим деревом, и Чесса с удовольствием вдыхала его запах. Дом был mebekhj, но в нем хватало места для Клива с Чессой и Кири, дюжины воинов и четырех семей, которые решили переселиться в Карелию из Кинлоха. Рядом с общим домом имелась баня, совсем такая же, как в Малверне, только меньше, а также уборная, амбар для зерна, сараи, где хранились инструменты и припасы, хлев для коров, коз и двух лошадей, кузница и небольшой барак для рабов. Теперь мужчины сооружали вокруг усадьбы палисад высотой в десять футов. — Этот дом — наш, — сказала Чесса, радостно потирая руки. Аргана дала ей котелки, блюда, ложки, ножи и даже красивую полотняную скатерть для длинного общего стола. Когда Клив впервые разжег огонь в очаге, а Чесса в первый раз взялась за прикрепленную к потолочным балкам толстую палку со змеиной головой на конце, чтобы подтянуть приделанные к ней тяжелые цепи, на которых висел большой железный котел, она не смогла сдержать счастливого смеха. Присутствовавший при этом Варрик посмотрел на неё и нахмурился. Аргана тоже рассмеялась, Кейман же даже не улыбнулась. Она просто стояла и смотрела, не проронив ни единого слова. Атол тоже смотрел, опираясь на костыли, и вид у него при этом был такой злой и мрачный, что Кливу захотелось вышвырнуть его вон. Именно в эту ночь, их первую ночь в новом доме и на новой кровати, застеленной новой мягкой медвежьей шкурой, которую подарил им Оттар, один из воинов Игмала, Чесса сказала: — Я беременна. Клив, как раз собиравшийся овладеть женой, застыл, напрягся, оторопело глядя ей в лицо, а потом глубоко вошел в неё и она засмеялась, проталкивая его ещё глубже. — Я гадала, что же ты сделаешь, когда я тебе скажу, — прошептала она ему на ухо, потом легонько укусила его за мочку и поцеловала в подбородок, а затем в губы, ощутив смешавшийся с его дыханием хмельной вкус меда. — Я люблю тебя, Клив, — сказала она. — И теперь я знаю, что не бесплодна. Он на мгновение отстранился от неё и, наклонив голову, припал губами к её лону. Когда она вскрикнула, невольно изогнув спину, он рассмеялся. — Пусть мой ребенок услышит, как его мать кричит от наслаждения, — проговорил он и снова вошел в нее, чувствуя, как её плоть сжимается вокруг его, чувствуя, как она конвульсивно вздрагивает от жгучего наслаждения. — Лучше оставь свои попытки управлять мною, Чесса, — прошептал он, распрямившись и целуя её при каждом слове. — Уверен, ты воображала, что я так ошалею, узнав о твоей беременности, что свалюсь с кровати на пол, а ты будешь смотреть на меня с самодовольной улыбкой. Ох нет, Чесса, не делай таких движений, а то я… Больше он ничего не сказал. Он овладел ею опять, но не так, как в первый раз, потому что теперь он знал — в её чреве зреет его дитя, и ему хотелось показать ей, как он этому рад, как сильно он её любит и как будет лелеять и оберегать её до самого конца своей жизни. Когда к нему вернулся дар речи, он прошептал: — Я люблю тебя, Чесса. Я никогда не считал тебя бесплодной. Она ткнула его локтем в ребра, потом притянула к себе, так что его губы коснулись её губ. . — Ты в самом деле любишь меня, Клив? Не то чтобы я не поверила тебе, когда ты заставил себя сказать это в первый раз, — просто дело в том, что ты мужчина, а я знаю, что мужчины не любят говорить о таких вещах. |
