Я хочу поискать Кальдон. Я не
видела её уже два дня. Думаю, она по мне соскучилась. Я сказала
ей, что хочу познакомиться с её детками.
Клив молча кивнул и поставил девочку на узкую тропинку,
которая вела к длинному деревянному причалу, выдающемуся далеко в
озеро.
— В богатстве воображения она может поспорить с Ларен, —
заметил он, глядя ей вслед. — Жаль, что Ларен так и не удалось
увидеть чудовище ещё раз. Меррик говорит, что она теперь долго
будет пребывать в расстроенных чувствах.
— Давай возьмем с собой Кири и опять примемся за работу, —
сказала Чесса. — Я хочу поскорее заиметь свою собственную кровать.
Варрик каждый день смотрел на её живот и при атом всякий раз
спрашивал, как она себя чувствует. В ответ Чесса всегда улыбалась
ему и говорила, что чувствует себя превосходно.
Мало-помалу в жизни обитателей Кинлоха начались перемены.
Теперь здесь иногда звучал смех, и мужчины порой оживленно спорили
друг с другом и за столом, и во время работы. Дети, которыми
верховодила Кири, все чаще устраивали потешные сражения, используя
при этом ножи, мечи и топоры, вытесанные из дерева. Они играли
кожаными мячиками, опрокидывали друг друга на землю, громко
обзывались.
Прядя шерсть, женщины, раньше всегда безмолвствовавшие,
теперь с увлечением болтали. Глядя на все эти новшества, Варрик
хмурил брови, но ничего не говорил. Чесса смеялась так много, как
никогда в жизни, и чаще всего не потому, что ей в самом деле было
смешно, а потому, что ей хотелось, чтобы жители Кинлоха поняли,
какая чудесная вещь смех, и убедились, что они могут смеяться, не
опасаясь наказания, и что Варрик ничего им за это не сделает.
«Пожалуй, Клив скоро возомнит, что он самый остроумный человек в
Шотландии, — говорила она себе, — поскольку теперь я заливаюсь
смехом почти от всего, что он говорит».
* * *
Тот день, когда Чесса сломала Атолу ногу, начался с мутного
серого тумана, однако затем развиднелось и мглистый рассвет
перешел в солнечное утро, пахнущее свежестью. На высокий скалистый
гребень, окаймляющий их новую усадьбу с восточной стороны,
опустился крупный сокол. Все мужчины работали на строительстве
усадьбы, которую Клив собирался назвать Карелией в честь перешейка
между озером Ладога и Финским заливом, места, которое он, по его
словам, всегда вспоминал с удовольствием. Когда Чесса попыталась
выяснить причину этого удовольствия, Клив поцеловал её в кончик
носа и сказал, что ответ на этот вопрос он унесет с собой в
могилу.
— Карелия, — произнесла она. — Что ж, это и впрямь красивое
название, не стану спорить, хоть я и уверена, муж мой, что там у
тебя была какая-то женщина. Как её звали?
— Тайра, — ответил он и снова чмокнул её в кончик носа. —
Если, конечно, мне не изменяет память. Ведь их было так много.
Чесса сжала руку в кулак и с наигранной яростью ударила его в
живот. Он ухмыльнулся:
— Ну как, ты ещё не забеременела? Она нахмурилась:
— Я столько раз объявляла себя беременной, и вот теперь,
когда я и вправду этого хочу, у меня ничего не выходит. Как ты
думаешь, Клив, может, я бесплодна?
— Нет, дорогая, я думаю, что твой муж просто недостаточно
sqepdem. А может, все дело в том, что ты чересчур тревожишься по
этому поводу и твои опасения передаются моему семени, вот оно и
отказывается оплодотворить тебя. |