Мысль о
нем скорее даже вдохновляла испанца. Он пришел в отличнейшее расположение
духа, когда к заходу солнца ветер наконец посвежел и корабль прибавил ходу.
В этот вечер в капитанской каюте "Эстремадуры" царило шумное веселье, то и
дело раздавались взрывы хохота, и было выпито немало хмельного испанского
вина.
Капитан Блад пришел к заключению, что велика должна быть задолженность
французского управителя Мари-Галанте дону Жуану, если предстоящее сведение
счетов вызывает такое бурное ликование испанца. Личные же симпатии Блада
оставались на стороне французских поселенцев -- ведь им уготовано было одно
из тех чудовищных нападений, коими так прославились испанцы, возбудив к себе
заслуженную ненависть в Новом Свете. Но он был бессилен пальцем пошевельнуть
в их защиту, бессилен даже поднять голос; он вынужден был принимать участие
в этом дикарском веселье по поводу предстоящей резни, вынужден был поднимать
тост за то, чтобы все французы вообще и полковник де Кулевэн в частности
провалились в тартарары.
Утром, выйдя на палубу, капитан Блад увидел милях в десяти --
двенадцати по левому борту длинную береговую линию острова Доминика, а
впереди на горизонте неясно выступали из туманной дымки очертания серого
массива, и он догадался, что это гора, возвышающаяся в центре круглого
острова МариГаланте. Значит, ночью, миновав Доминику, они вышли из
Карибского моря в Атлантический океан.
Дон Жуан в отличном настроении -- ночное бражничание, по-видимому,
нисколько его не утомило -- присоединился к Бладу на корме и сообщил ему все
то, что Блад уже знал сам, хотя, разумеется, и не подавал виду.
Часа два они продолжали держаться прежнего курса, идя прямо по ветру с
укороченными парусами. Милях в десяти от острова, который теперь уже зеленой
стеной вырастал из бирюзового моря, отрывистые слова команды и пронзительные
свистки боцмана привели в действие матросов. Над палубами "Эстремадуры"
натянули сети для падающих во время сражения обломков рангоута, с пушек
сняли чехлы, подтащили к ним ящики с ядрами и ведра с водой.
Прислонясь к резным поручням на корме, капитан Блад с интересом
наблюдал, как мушкетеры в кирасах и шлемах выстраиваются на шкафуте, а
стоявший рядом с ним дон Жуан тем временем все продолжал разъяснять ему
значение происходящего, не подозревая, что оно понятно его собеседнику
лучше, чем кому-либо другому.
Когда пробило восемь склянок, они спустились в каюту обедать. Дон Жуан
теперь, перед приближающимся сражением, был уже не столь шумен. Лицо его
слегка побледнело, движения тонких, изящных рук стали беспокойны, в
бархатистых глазах появился лихорадочный блеск. Он ел мало и торопливо,
много и жадно пил и еще сидел за столом, когда несший вахту офицер, плотный
коренастый юноша по фамилии Верагуас, появился в каюте и сообщил, что
капитану пора принимать команду. |