Математическо-астрономическая
игра формул требовала большой внимательности, бдительности и
сосредоточенности, среди математиков уже тогда репутация хорошего игрока
стоила многого, она была равнозначна репутации хорошего математика.
Игру периодически перенимали, то есть применяли к своей области, чуть
ли не все науки; засвидетельствовано это относительно классической филологии
и логики. Анализ музыкальных значений привел к тому, что музыкальные
процессы стали выражать физико-математическими формулами. Немного позже этим
методом начала пользоваться филология, измеряя структуры языка так же, как
физика -- явления природы; потом это распространилось на изучение
изобразительных искусств, где давно уже благодаря архитектуре существовала
связь с математикой. И тогда между полученными этим путем абстрактными
формулами стали открываться все новые отношения, аналогии и соответствия.
Каждая наука, овладевая Игрой, создавала себе для этого условный язык
формул, аббревиатур и комбинационных возможностей; среди элиты
высокодуховной молодежи везде были в ходу игры с рядами формул и диалогами в
формулах. Игра была не просто упражнением и не просто отдыхом, она
олицетворяла гордую дисциплину ума, особенно математики играли в нее с
аскетической и в то же время спортивной виртуозностью и педантичной
строгостью, находя в ней наслаждение, облегчавшее им отказ от мирских
удовольствий и устремлений, который тогда уже взяли за правило люди высокого
духа. В полное преодоление фельетонизма и в ту вновь пробудившуюся радость
от изощренных умственных упражнений, которой мы обязаны новой монашески
строгой дисциплиной ума, игра в бисер внесла большой вклад. Мир изменился.
Духовную жизнь фельетонной эпохи можно сравнить с выродившимся растением,
которое без пользы уходит в рост, а последующие поправки -- со срезанием
этого растения до самых корней. Молодые люди, желавшие теперь посвятить себя
умственным занятиям, уже не подразумевали под этим порханье по высшим
учебным заведениям, где знаменитые и болтливые, но неавторитетные профессора
угощали их остатками былой образованности; учиться они должны были теперь
так же упорно и даже еще упорнее и методичнее, чем некогда инженеры в
политехнических институтах. Они должны были идти крутой дорогой, очищая и
развивая свой интеллект математикой и аристотелевско-схоластическими
упражнениями, а кроме того, учась полностью отказываться от всех благ,
домогаться которых прежние поколения ученых считали нужным: от быстрых и
легких заработков, от славы и публичных почестей, от хвалы в газетах, от
браков с дочерьми банкиров и фабрикантов, от житейской избалованности и
роскоши. Писатели с большими тиражами, Нобелевскими премиями и красивыми
дачами, великие медики с орденами и слугами в ливреях, университетские
деятели с богатыми супругами и блестящими салонами, химики, состоящие в
наблюдательных советах промышленных акционерных обществ, философы с целыми
фабриками фельетонов, читающие увлекательные доклады в переполненных залах
под аплодисменты и с преподнесением цветов, -- все эти фигуры исчезли и
поныне не возвращались. |