Хотя развитие на
том отнюдь не кончилось, основу всему, что произошло в истории нашей
драгоценной Игры позднее, этот неизвестный из Базеля тогда положил.
Игра в бисер, когда-то профессиональная забава то математиков, то
филологов, то музыкантов, очаровывала теперь все больше и больше подлинных
людей духа. Ею занялись многие старые академии, ложи и особенно древнейшее
Братство паломников в Страну Востока. Некоторые католические ордена тоже
почуяли тут духовную свежесть и пришли от нее в восторг; особенно в
некоторых бенедиктинских обителях Игре уделяли такое внимание, что уже тогда
встал со всей остротой всплывавший порой и впоследствии вопрос: следует ли
церкви и курии терпеть, поддерживать или запретить эту игру.
После подвига базельца Игра быстро сделалась тем, чем она является и
сегодня -- воплощением духовности и артистизма, утонченным культом, unio
mystica (Мистический союз (лат.)) всех разрозненных звеньев universitas
litterarum. В нашей жизни она взяла на себя роль отчасти искусства, отчасти
спекулятивной философии, и во времена, например, Плиния Цигенхальса ее
нередко определяли термином, идущим еще от литературы фельетонной эпохи,
когда он обозначал вожделенную цель предчувствовавшего кое-что духа, --
термином "магический театр".
Если техника, если объем материала Игры выросли с ее начальных пор
бесконечно и если в части интеллектуальных требований к игрокам она стала
высоким искусством и наукой, то все же во времена базельца ей еще не хватало
чего-то существенного. Дотоле каждая ее партия была последовательным
соединением, группировкой и противопоставлением концентрированных идей из
многих умственных и эстетических сфер, быстрым воспоминанием о вневременных
ценностях и формах, виртуозным коротким полетом по царствам духа. Лишь
значительно позднее в Игру постепенно вошло понятие созерцания, взятое из
духовного багажа педагогики, но главным образом из круга привычек и обычаев
паломников в Страну Востока. Обнаружился тот недостаток, что фокусники от
мнемоники, лишенные каких бы то ни было других достоинств, могут виртуозно
разыгрывать виртуозные и блестящие партии, ошарашивая партнеров быстрой
сменой бесчисленных идей. Постепенно на эту виртуозность наложили строгий
запрет, и созерцание стало очень важной составной частью Игры, даже главным
для зрителей и слушателей каждой партии. Это был поворот к религиозности.
Задача заключалась уже не только в том, чтобы быстро, внимательно, с хорошей
тренировкой памяти следовать умом за чередами идей и всей духовной мозаикой
партии, возникло требование более глубокой и душевной самоотдачи. После
каждого знака, оглашенного руководителем Игры, проходило тихое, строгое
размышление об этом знаке, о его содержании, происхождении, смысле, что
заставляло каждого партнера ярко и живо представить себе значения этого
знака. Технику и опыт созерцания все члены Ордена и игровых общин приносили
из элитных школ, где искусству созерцания и медитации отдавалось очень много
сил. |