там будем чай пить... - продолжал генерал уже с полным
отчаянием.
- Nous boirons du lait, sur l'herbe fraiche53, - прибавил Де-Грие с
зверскою злобой.
Du lait, de l'herbe fraiche - это все, что есть идеально идиллического
у парижского буржуа; в этом, как известно, взгляд его на "nature et la
verite!"54. --------
53 - Мы будем пить молоко на свежей траве (франц.).
54 - "природу и истину" (франц.).
- И, ну тебя с молоком! Хлещи сам, а у меня от него брюхо болит. Да и
чего вы пристали?! - закричала бабушка, - говорю некогда!
- Приехали, бабушка! - закричал я, - здесь!
Мы подкатили к дому, где была контора банкира. Я пошел менять; бабушка
осталась ждать у подъезда; Де-Грие, генерал и Blanche стояли в стороне, не
зная, что им делать. Бабушка гневно на них посмотрела, и они ушли по дороге
к воксалу.
Мне предложили такой ужасный расчет, что я не решился и воротился к
бабушке просить инструкций.
- Ах, разбойники! - закричала она, всплеснув руками. - Ну! Ничего! -
меняй! - крикнула она решительно, - стой, позови ко мне банкира!
- Разве кого-нибудь из конторщиков, бабушка?
- Ну конторщика, все равно. Ах, разбойники!
Конторщик согласился выйти, узнав, что его просит к себе старая,
расслабленная графиня, которая не может ходить. Бабушка долго, гневно и
громко упрекала его в мошенничестве и торговалась с ним смесью русского,
французского и немецкого языков, причем я помогал переводу. Серьезный
конторщик посматривал на нас обоих и молча мотал головой. Бабушку осматривал
он даже с слишком пристальным любопытством, что уже было невежливо; наконец
он стал улыбаться.
- Ну, убирайся! - крикнула бабушка. - Подавись моими деньгами! Разменяй
у него, Алексей Иванович, некогда, а то бы к другому поехать...
- Конторщик говорит, что у других еще меньше дадут.
Наверное не помню тогдашнего расчета, но он был ужасен. Я наменял до
двенадцати тысяч флоринов золотом и билетами, взял расчет и вынес бабушке.
- Ну! ну! ну! Нечего считать, - замахала она руками, - скорей, скорей,
скорей!
- Никогда на этот проклятый zero не буду ставить и на красную тоже, -
промолвила она, подъезжая к воксалу.
На этот раз я всеми силами старался внушить ей ставить как можно
меньше, убеждая ее, что при обороте шансов всегда будет время поставить и
большой куш. Но она была так нетерпелива, что хоть и соглашалась сначала, но
возможности не было сдержать ее во время игры. Чуть только она начинала
выигрывать ставки в десять, в двадцать фридрихсдоров, - "Ну, вот! Ну, вот! -
начинала она толкать меня, - ну вот, выиграли же, - стояло бы четыре тысячи
вместо десяти, мы бы четыре тысячи выиграли, а то что теперь? Это все ты,
все ты!"
И как ни брала меня досада, глядя на ее игру, а я наконец решился
молчать и не советовать больше ничего. |