Солнце должно было взойти лишь через несколько часов, а пока голубого цвета фургоны были почти не видны в сумерках раннего утра.

Меры безопасности были настолько строгими, что сержант Боб Хайленд из С‑13 заранее даже не знал, что его фургон выедет из тюремных ворот третьим по счёту. Не знал он и того, что будет всего в метре сидеть от Сина Миллера и что отправятся они в небольшой порт Лаймингтон. До острова Уайт они могли добраться из трех портов, причём на одном из трех видов паромов: обычном, на воздушной подушке или на подводных крыльях. Не исключено, что они воспользуются вертолётом… Но Хайленд только глянул на беззвёздное небо и тут же отмёл последний вариант.

«Это не то», – сказал он себе. А кроме того, меры безопасности были приняты чрезвычайные. Не более тридцати человек знали о том, что Миллера будут этим утром этапировать. Сам Миллер узнал об этапе только три часа назад. И он понятия не имеет, в какую тюрьму его везут. Об этом он узнает лишь когда окажется на острове.

С годами становилось все яснее, что британская тюремная система далеко не идеальна. Оказалось, что бежать из этих расположенных в уединённых местах Дортмуре или Корнуолле – старинных, внушающих страх стен, поразительно легко. И в результате, на острове Уайт воздвигли две новые тюрьмы особо строгого режима – Олбани и Паркхерст. В этом был свой смысл. Во‑первых, на острове легче организовать охрану. А во‑вторых, и это было важнее, Уайт был довольно малонаселённым островом и любой незнакомец тут же привлёк бы к себе внимание.

Новые тюрьмы в известном смысле были даже комфортабельнее, чем старые, вековой давности. Но зато вместе с улучшением условий содержания заключённых, здесь использовались все достижения современной техники, затрудняющие побег. Конечно, нет ничего в жизни невозможного, однако тут были установлены телевизионные камеры, благодаря которым просматривался каждый сантиметр тюремной стены, была введена в действие система электронной сигнализации, и охрана вооружена автоматами.

Хайленд потягивался и позевывал. Если повезёт, он вернётся домой где‑то после обеда и проведёт с семьёй хотя бы часть Рождества.

– Пока не видать ничего, что могло бы нам помешать, – сказал другой констебль, уткнувшийся носом в дверное окошко. – На улицах машин – раз‑два и обчёлся, и ни одна не следует за нами.

– Тем лучше, – заметил Хайленд. Он обернулся – взглянуть, как там Миллер.

Тот сидел на левой скамейке. Его руки были в наручниках, и от них тянулась цепь к ножным кандалам. Если скованному так человеку помочь, то он мог бы не отстать от ползунка, но маловероятно, чтобы он был способен догнать двухгодовалого малыша. Миллер сидел, откинув голову к стене и закрыв глаза.

Голова его моталась туда‑сюда, когда фургон подбрасывало на ходу. Казалось, он спал, но Хайленд знал, что это не так. Миллер просто снова ушёл в себя.

«О чём ты думаешь, мистер Миллер?» – хотелось спросить Хайленду. Желание это вовсе не означало, что он был лишён возможности задавать вопросы Миллеру.

Чуть ли не каждый день после инцидента на Молу Хайленд и ещё несколько детективов проводили по несколько часов за грубым деревянным столом, на другом конце которого сидел вот этот молодой человек. Разговорить его было трудно.

Парень был крепким, признался самому себе Хайленд. За всё время он произнёс всего одно слово, и было это девять дней тому назад. Надзиратель, у которого эмоции возобладали над соображениями долга, под предлогом, что в камере Миллера испортился водопровод, временно перевёл его в камеру, где сидели два «ОПП», то бишь «обычные порядочные преступники», как их звали в тюрьме в противовес политическим, с которыми имели дело сотрудники С‑13. Один из них ждал приговора по делу о серии уличных грабежей, другой – за убийство владельца магазина в Кенсингтоне.