|
Его лишали пищи до тех пор, пока не будет возвращена коронка. Тот, у кого находили коронку, немедленно отправлялся на виселицу. – Вытащите ее! – еще раз просипел Ломан. – Это нетрудно. Щипцами! Или просто проволокой. – У нас нет щипцов. – Тогда проволокой! Согните проволоку крючком. – Проволоки у нас тоже нет. Глаза Ломана закрылись. У него больше не было сил. Губы его продолжали беззвучно шевелиться, тело оставалось неподвижным и казалось плоским, и только его черные, запекшиеся губы – эта крохотная воронка жизни, в которую уже медленно потекла свинцовая тишина небытия, – напоминали о том, что он еще жив. 509 й выпрямился и посмотрел на Бергера. Ломан не мог видеть их лиц, их заслоняли нары. – Ну что с ним? – Уже ничего не поможет. 509 й кивнул. С ним это уже не раз бывало – что он почти ничего не испытывал при виде умирающего. Косой луч осветил пятерых скелетов, похожих на тощих обезьян, которые сидели на нарах верхнего яруса. – Скоро он сдохнет? – спросил один из них, скребя под мышками и зевая. – А что? – Мы займем его койку. Я и Кайзер. – Успеешь еще. 509 й на мгновение засмотрелся на плавающий свет из оконца, который, казалось, существовал сам по себе, отдельно от вонючего барака. Тот, который спросил о Ломане, принялся жевать гнилую солому. Его кожа напоминала шкуру леопарда: она была покрыта черными пятнами. Где то поблизости, на соседних нарах, какие то двое переругивались высокими, тонкими голосами; послышались вялые, слабые удары. Что то едва ощутимое коснулось ноги 509 го. Это Ломан подергал его за штанину. Он снова склонился над ним. – … вытащить! – прошептал Ломан. 509 й присел на край его «койки». – Мы ничего не сможем на нее выменять. Это слишком опасно. Никто не захочет рисковать. Губы Ломана задрожали. – Она не должна им достаться! – выдохнул он с силой. – Только не им! Я заплатил за нее сорок пять марок. В двадцать девятом году. Только не им! Вытащите ее! Он вдруг скорчился и застонал. Кожа на его лице сморщилась, но только у глаз и вокруг рта – других мышц, которые могли бы выразить боль, на нем не осталось. Наконец он выпрямился. Из груди его вместе со сжатым воздухом вырвался жалобный стон. – Не переживай, – успокоил его Бергер. – У нас еще есть немного воды. Ничего страшного. Мы уберем это. Ломан помолчал немного. – Обещайте мне, что вы ее вытащите – до того, как они меня заберут, – прошептал он, наконец. – Потом то вы сможете? – Хорошо, – сказал 509 й. – Ее не зарегистрировали, когда ты сюда попал? – Нет. Обещайте мне! Слышите? – Обещаем. Глаза Ломана помутнели и вновь прояснились. – Что там случилось – снаружи? – Бомбежка, – ответил Бергер. – Бомбили город. В первый раз. Американцы. – О!.. – Да, – произнес Бергер тихим, но твердым голосом. – Осталось уже недолго ждать! Им отомстят за тебя, Ломан. 509 й резко взглянул на него. Бергер все еще стоял, и умирающий не мог видеть его лица. Он видел только его руки. Кулаки то сжимались, то разжимались, словно душили какого то невидимого врага, отпускали и вновь сдавливали его горло. Ломан лежал тихо. Он снова закрыл глаза и почти не дышал. 509 й не знал, понял ли тот, что говорил ему Бергер. Он поднялся. – Умер? – спросил тот же самый скелет с верхнего яруса. Он все еще продолжал чесаться. Четверо других маячили рядом с ним, словно тени, словно истуканы. |
