Изменить размер шрифта - +

Сразу же несколько цыган утихомирили взбунтовавшихся норовистых коней и, разведя их в стороны, освободили место вокруг лежавшего священника.

– Что случилось? – спросил один из цыган. – Что случилось?

– Продаете эту злобную тварь! – выкрикнул Боуман. – Его следует убить! Он ударил священника прямо в живот. Да не стойте как истуканы! Позовите доктора.

Один из цыган убежал, остальные низко склонились над лежавшим ничком человеком, а Боуман, воспользовавшись этим, удалился. Однако назвать его уход незаметным было нельзя. Тот самый темноволосый молодой человек, с которым Боуман ранее столкнулся, очевидно, видел все: он стоял неподалеку, делая вид, что рассматривает свои ногти.

Боуман уже почти закончил свой завтрак, когда вернулась Сессиль.

– Я запарилась, – объявила она, и это было заметно по ее виду. – И я голодна.

Боуман подозвал проходившего официанта.

– Ну?

– Она вошла в аптеку. Купила бинты – несколько ярдов – и массу кремов и мазей, а затем вернулась к своей кибитке – на площади, недалеко отсюда.

– Зелено‑белая кибитка?

– Да. В дверях ее ожидали две женщины, а затем они все вместе вошли внутрь.

– Две женщины?

– Одна средних лет, другая молоденькая и тоже с золотисто‑каштановыми волосами.

– Мать Мари и Сара. Бедная Тина.

– Что ты имеешь в виду?

– Просто гуляют. – Он посмотрел через двор. – Двое влюбленных птичек вон там.

Сессиль проследила за его взглядом и увидела ле Гран Дюка. Он сидел откинувшись, с видом человека, который чудом избежал голодной смерти, снисходительно улыбаясь Л иле, положившей свою руку на его и что‑то оживленно говорившей.

Боуман спросил:

– Твоя подруга – простушка, что‑то в этом роде? Сессиль холодно посмотрела на него:

– Не больше, чем я.

– Гм... Она, конечно, узнала тебя. Что ты сказала ей?

– Ничего, кроме того, что тебе нужно было срочно уехать.

– Она не удивилась, что ты тоже уехала?

– Я ей сказала, что мне так захотелось.

– Ты сказала, что я не доверяю Дюку?

– Ну...

– Не важно. У нее было что тебе сказать?

– Не много. Только то, что они остановились здесь, чтобы посмотреть молебен цыган сегодня утром.

– Молебен?

– Ну, эту... религиозную службу.

– В исполнении обычного священника?

– Так сказала Лила.

– Заканчивай завтрак. – Он отодвинул стул. – Я скоро вернусь.

– Но я думала... я думала, тебе будет интересно узнать, что сказал Дюк, его реакцию! В конце концов, для этого ты посылал меня.

– В самом деле? – Боуман казался рассеянным. – Позже.

Он встал и пошел в отель. Девушка озадаченно смотрела ему вслед.

– Высокий, говоришь, крепкого телосложения, очень ловкий?..

Кзерда потер свое избитое, забинтованное лицо, воскрешая в памяти болезненные ощущения, и посмотрел на четырех человек, сидевших у него в кибитке за столом. Это были Эль Брокадор, смуглый молодой человек, с которым Боуман столкнулся на улице, Ференц, Пьер Лакабро и все еще потрясенный и бледный Симон Серл, который пытался потереть болевшие от ударов Боумана места на шее и ноге одновременно.

– Его лицо смуглее твоего, – ответил Эль Брокадор. – И усы.

– Смуглые лица и усы продаются в магазинах. Он не может спрятать основную, характерную, присущую только ему черту – жестокость.

– Я надеюсь очень скоро повстречаться с этим человеком, – сказал Пьер Лакабро.

Быстрый переход