– Да, в самом деле, – согласился Боуман. – И не подумаешь, что она может управлять таким большим автомобилем. – Он не обратил внимания на неодобрительный взгляд Сессиль и лениво оглядел патио. – Три предположения относительно владельца?

Сессиль проследила за его взглядом. Третий столик от них занимали ле Гран Дюк и Лила. Появился официант с очень тяжелым подносом и поставил его перед ле Гран Дюком, взявшим и осушившим стакан апельсинового сока раньше, чем официант успел разогнуться, – возможно, у него болела спина.

– Я думал, что этот парень никогда не придет, – сказал ле Гран Дюк громко и раздраженно.

– Чарльз, – покачала головой Лила. – Ты же недавно плотно позавтракал.

– А сейчас у меня второй завтрак! Время бежит, моя дорогая.

Сессиль положила ладонь на руку Боумана:

– Боже мой! Там, за столиком, Дюк и Лила.

– Что тут удивительного? – Боуман смотрел на ле Гран Дюка, который старательно накладывал себе джем, в то время как Лила наливала ему в чашку кофе. – Естественно, что он здесь. Где цыгане, там должен быть и собиратель цыганского фольклора. И, конечно же, в лучшем отеле. Кажется, у них завязывается настоящая дружба. Она умеет готовить?

– Может, это и забавно, но умеет. И очень здорово. Первоклассный повар.

– О Господи! Он украдет ее.

– Но почему она все еще с ним?

– Спокойно. Ты сообщила ей о Сен‑Мари. Она хочет попасть туда. Но у нее нет автомобиля с тех пор, как мы позаимствовали его. Дюк определенно тоже хочет поехать туда. И у него есть автомобиль. Фунт против пенса – это его «ролле». И кажется, они с Лилой в очень хороших отношениях, хотя одному Богу известно, что она нашла в нашем большом друге. Посмотри на его руки – они работают как конвейер. Упаси Бог оказаться с ним в одной лодке, когда надо делить последний кусок хлеба.

– Мне кажется, он по‑своему недурен.

– Как орангутанг.

– Он тебе не нравится? – Сессиль, казалось, была довольна. – Только потому, что он сказал...

– Я не верю ему. Он обманщик. Держу пари, никакой он не собиратель цыганского фольклора, он не написал об этом ни единой строчки и никогда не напишет. Если он такой известный и важный человек, почему никто из нас никогда не слышал о нем? И почему он приезжает сюда три года подряд изучать их обычаи? Даже для такого зеленого собирателя фольклора, как я, было бы достаточно одного года.

– А может быть, он любит цыган?

– Возможно. Но он любит их по другим причинам. Сессиль взглянула на него, помолчала и сказала тихим голосом:

– Ты думаешь, это Гэюз Стром?

– Я ничего подобного не говорил. И не произноси здесь этого имени. Ты еще хочешь жить, не так ли?

– Я не вижу...

– Откуда ты знаешь, что среди этих разодетых в нарядные цыганские одежды посетителей нет настоящих цыган?

– Извини. Это было глупо с моей стороны.

– Да.

Он смотрел на столик ле Гран Дюка. Лила что‑то говорила стоя. Ле Гран Дюк барственно махнул рукой, и она направилась к выходу из отеля. Взгляд ее был задумчивым. Боуман проследил, как она прошла через патио, поднялась по ступенькам, пересекла фойе и исчезла.

– Она прелестна, правда? – прошептала Сессиль.

– Что? – Боуман взглянул на нее. – Да, да, конечно. К сожалению, я не могу жениться на вас обеих. Закон не допускает этого. – Он задумчиво посмотрел на ле Гран Дюка, а затем опять на Сессиль. – Иди поговори с нашим большим другом.