Кзерда быстро опустил полог.

– Ну?

– Этого человека я видел раньше, – сказал Серл. – Богатый аристократ, я думаю.

– Богатый аристократ по имени Гэюз Стром?

– Я не знаю. И не желаю знать.

– Этого человека я вижу на паломничестве в третий раз. И третий год я работаю на Гэюза Строма. Он задавал вопросы прошлой ночью. Сегодня утром он спустился из отеля посмотреть, что сделали с моей кибиткой. И сейчас он пристально смотрит прямо на нас. Я думаю...

– Подумай лучше о Боумане, – посоветовал Серл. – Мой тебе совет – помалкивать. Наш шеф желает оставаться инкогнито. Он не хочет, чтобы вмешивались в его жизнь. Понимаешь?

Кзерда неохотно кивнул, засунул пистолет под рубашку и ушел.

Ле Гран Дюк задумчиво посмотрел ему вслед через очки.

– Боже мой, – сказал он мягко. – Он уже исповедался.

Лила переспросила вежливо:

– Прошу прощения, Чарльз?

– Ничего, моя дорогая, ничего. – Он перевел взгляд и встретился глазами с Тиной, которая, очевидно бесцельно, бродила вокруг с мрачным видом. – Честное слово, очень симпатичная шустрая девчонка. Возможно, чем‑то удрученная... да, определенно расстроенная. Но красивая.

Лила сказала:

– Чарльз, я начинаю думать, что ты любитель хорошеньких девушек.

– Аристократы всегда этим отличались. Карита, моя дорогая, в Арль, и как можно быстрее. Я неважно себя чувствую.

– Чарльз, – озабоченно отозвалась Лила, – ты нездоров? Солнце? Если мы поднимем верх...

– Я голоден, – сказал ле Гран Дюк просто.

Тина проводила взглядом лимузин, который отъехал, мягко шурша шинами, затем бегло осмотрелась вокруг. Лакабро на ступеньках кибитки не было. Не было также видно Мака и Мазэна. Как будто совершенно случайно она оказалась около палатки‑исповедальни. Не смея оглянуться, чтобы окончательно убедиться, что за ней не следят, Тина откинула полог и вошла в палатку. Сделала пару неуверенных шагов к исповедальной кабине.

– Отец! Отец! – позвала она трепетным шепотом. – Я должна поговорить с вами.

Глубокий скорбный голос Серла донесся из кабины:

– Именно для этого я здесь, дитя мое.

– Нет, нет! – ответила девушка все еще шепотом. – Вы меня не понимаете. Я хочу рассказать вам что‑то ужасное.

– Нет ничего ужасного, чего не может слышать служитель Бога. Твои секреты умрут вместе со мной, дитя мое.

– Но я не хочу, чтобы о них никто не узнал! Я хочу, чтобы вы пошли в полицию.

Занавеска отодвинулась, и появился Серл. Его худое аскетическое лицо выражало сострадание и озабоченность. Он обнял девушку за плечи:

– Что бы тебя ни мучило, дочь моя, твои горести уже позади. Как твое имя, дорогая?

– Тина, Тина Деймел.

– Доверься Богу, Тина, и расскажи мне все.

В кибитке, окрашенной в зеленый и белый цвета, Сара, Мари и ее мать сидели в глубоком молчании: время от времени мать Мари всхлипывала и вытирала глаза платком.

– Где же Тина? – спросила она, ни к кому не обращаясь. – Где же она может быть? Она отсутствует слишком долго.

– Не волнуйтесь, мадам Зигэр, – успокаивающе отозвалась Сара. – Тина разумная девушка. Она не наделает глупостей.

– Сара права, мама, – подхватила Мари. – После вчерашней ночи...

– Я знаю. Я знаю, что это глупо. Но Александре...

– Пожалуйста, не надо, мама.

Мадам Зигэр кивнула и замолчала.