Теперь я
получаю другие распоряжения - применять насилие, вооружаться, готовиться к
прибытию британских войск. Последнее сделать я могу. Но остальное...
- Остальное тоже, если пожелаете, - заметил Мендвилл.
- Как я могу этого желать? И кто может этого желать, пока остается хотя
бы малейшая надежда на примирение? И почему нельзя его добиться?
- Потому что эти люди его не хотят. Лексингтон вполне продемонстрировал
это. В Массачусетсе...
- Да-да. Но здесь не Массачусетс. Указы, действующие в северных
провинциях, жителей Южной Каролины не касаются.
- Но возбуждают недовольство, - напомнил капитан Мендвилл. - И здесь
бродят достаточно взрывоопасные настроения, которыми легко управлять и
довести до кипения.
- Большинство не сдвинется с места; каждый предпочитает блюсти
собственные интересы. Нам незачем подталкивать их.
- И все-таки Провинциальный конгресс существует, существуют очень
активные его комитеты, и все эти противозаконные группировки управляют
провинцией, то есть вами.
- Управляют мною? - возмутился лорд Уильям. - Да я их не признаю!
- Это ничего не меняет. Они есть - признаете вы их или нет. Они
приходят к вам со своими антиправительственными требованиями в
конституционной обертке, приставляют их ножом к горлу, и выставляют вашу
власть на посмешище.
- Но им не нравится идти на поклон, как не понравилось бы и нам; и коль
скоро они сильнее нас, но не пользуются своей силой, то получается, что они,
по сути, лояльны и стремятся к сохранению мира. В душе я уверен в этом - да
что там - я это знаю. У меня есть родственники среди тех, кого вы называете
мятежниками.
- А как называет их ваша светлость?
Лицо лорда Уильяма исказил гнев, но он все же сдержался. Как ни
досадно, он вынужден был признать, что Мендвилл, который провел в Чарлстоне
уже два месяца, гораздо лучше разбирается в каролинских делах, чем он,
приехавший лишь две недели назад. В противоборстве с конституционной Палатой
Общин Ассамблеи, незаконно преобразованной в Провинциальный конгресс и
действовавшей через такие же незаконные подчиненные комитеты, губернатор
всецело зависел от Мендвилла. Поэтому ему и приходится сносить дерзость
конюшего, которую при других обстоятельствах он никогда бы не стерпел.
- Как, право, назвать их иначе? - сменил тон Мендвилл, хотя
настойчивости не убавил. Потом, с радостным оживлением, добавил: - Да, чуть
не забыл: у меня для вашей светлости припасено еще кое-что. Пришел Чини.
Губернатор изумился:
- Чини?
- Его отпустили.
Лицо сэра Уильяма просветлело:
- Вот видите! Это доказывает их миролюбие!
- Но они никак не объяснили его арест и не извинились. |