Желтоватая, с угрюмым выражением лица и неопределённого возраста – от сорока до бесконечности. По-детски гладкий подбородок, щетина ведь тоже не растёт, а что была – выпала. Младенец перед смертью.
Захотелось разбить зеркало, но это ничегошеньки бы не изменило. Да и сил нет. Спокойнее. Надо быть спокойнее, дружище, жизнь ещё продолжается.
Он вышел из туалета и побрёл обратно.
Шарк-шарк. Шлёп-шлёп. Коридор качался перед глазами, как неведомый аттракцион. Билет. Посёлок Насыпной. Тётя Марта!
Антон отшатнулся к стене, опёрся о неё предплечьем. Держать бутылку выше, держать, держать! Квадрат окна вдали, за столиком дежурной медсестры, тоже качался, но не в ритме коридора, а сам по себе. Безумный вальс, танец маленьких лебедей. Похороны эпохи.
– Эй, нормально всё? Помочь? Мужи-ик?!..
Даже обернуться нет сил на голос. Мякиш дёрнулся и начал сползать по стене, всё ещё пытаясь держать поднятую как факел бутылку с лекарством, но руки уже не слушались. Прозрачная трубочка, идущая в вену, окрасилась кучевыми облачками крови, сперва одним, пробным, а потом оказалась залита красным вся.
– Человеку плохо! – рявкнул кто-то сверху. Вдали раздался топот шагов дежурной, чьи-то крики, суета. Антон прикрыл обессиленно глаза и увидел себя сверху: жалкое зрелище. Вокруг суетились медсёстры, выглянул на шум из ординаторской дежурный врач – сегодня же воскресенье, лечащих на месте нет.
– В палату его, в палату, носилки катите, погрузим!
– Отцепите капельницу, кровью всё зальёт!
Из запястья выдернули осколок боли, но это уже ничего не решало, как и спешно привезённая каталка, куда его в восемь рук закинули, хоть и не без усилий.
– Какая палата? – деловито уточнил дежурный врач.
Мякиш смотрел на всё откуда-то из-под потолка, с высоты в четыре метра, словно умудрился, как бывалый ниндзя, запрыгнуть туда и слиться с сомнительной белизной штукатурки.
– Вторая, – ответила медсестра. – Мякиш это, Антон Сергеевич. Три плюс.
– Не четвёрка? А чего ж он…
– Может, сердце? Ещё и в туалет попёрся.
– Если так, то массаж груди, – с сомнением ответил врач. – Справитесь, Филонова? Везите в палату, а я за лекарствами. Нитроглицерин был, кажется.
Доктор очень неторопливо пошагал впереди каталки, над которой суетилась медсестра. Сейчас Антон мог бы даже прочесть нехитрый набор его мыслей: один чёрт – смертники, но и смерть в дежурство – чепэ, отписываться потом, вколоть ему надо что-то, раз «утку» не дали и из общей палаты – не из блатных, оно, и помрёт, ничего страшного.
Дежурный врач был молод и совершенно спокоен.
Сам Мякиш парил над коридором, словно призрак. По крайней мере, никто не задирал голову, не тыкал в него пальцем и не кричал ничего испуганным голосом.
– Нитроглицерин… – сказал он вслух, но и на это никто не обратил внимания. – Тринитротолуол. Сдохну я, пока вы раскачаетесь.
Похоже, эта же мысль посетила и медсестру. Укоризненно глянув в спину врача, он остановила каталку, задрала свитер на теле Антона и начала мять грудь, явно вспоминая, как его делать, это самый массаж при сердечном приступе. В кардиологии лучше люди подготовлены, чем здесь, везде же своя специфика.
Мякиш повисел над ней, потом понял, что это дело ему надоело. Устал он от всего. Судя по всему, тонкая нитка, связывающая душу с телом, уже порвалась, поэтому и смысла чего-либо ждать больше не существовало.
– Марина, Марин! – крикнула дежурная медсестра кому-то: он даже не посмотрел, кого она зовёт. Всё равно. Всё – тлен. – Давай аптечку, сердечные, что найдёшь-брш-брш-бш-ш-шь!
–…бл-бл-эм-ну-у-у, бл-бл-бл…
Звуки больше не различались, сливаясь в одно бессмысленное бормотание, как из телевизора за стеной. |